Фатум. Том первый. Паруса судьбы. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

Оне самые, аки с куста,− дюжина, капитан.

      Сели к столу. Мужик выложил крутобокий каравай черного, как земля, хлеба, шматок крупно нарезанного сала и пару раскроенных надвое, прямо в шкурье, луковиц. Доб-рым довеском на стол была водружена окатистая четверть водки, чистой и прозрачной, что христова слеза. Стукнулись кружки, пахуче и сочно захрустел на зубах лук; дым вирджинского табака в одной упряжке с дальневосточным самосадом заструился сизой вуалью над головами.

      − Надеюсь, охота была удачной? Где Мамон и остальные? − Гелль медленно оттаивал, блаженно вытянув ноги, чувствуя, как по утомленному телу разливается тепло.

      − Какб там охота! Щукинцы − окаянная сила − все дыры позатыкали, шкуру нагулять не дают.− Гаркуша зло хрупнул луковицей.− Жись-то у нас не чета вашей заморской − разгулу нет.− И, через отрыжку, наковырявшись в зубах, процедил: − А атамана сёдня не жди − не до тебя Мамону: своих делов подзахлеб. Корчевать должничков уехал…

      Ноздри капитана затрепетали, рубец на щеке потемнел, но он сумел справиться и, потрепав бородатого по плечу, сказал:

      − Всё верно, сынок, ты прав: в каждой бухте свои заботы. Многие мои дружки уставали скитаться по океану и пытали счастье на берегу, но там, скажу я тебе, всех этих олухов давила петля нищеты или закона. Верно, Жюль? −старик мазнул лисьим взглядом своего молодого приятеля.

      Тот откликнулся понимающей ухмылкой.

      − Но ты-то мне сразу по сердцу пришелся, как только я имел глупость сойти на ваш чертов берег. И знаешь, почему? − Гелль опять тайком подмигнул напарнику.

      Гаркуша встрепенулся и заерзал, взгляд его забегал по лицам. Однако крутивший нутро бес любопытства взял верх:

      − Ну? − черно-горячие, цыганские глаза смотрели на Коллинза.

      − Да потому, что твоя башка не ослиное копыто, тебя нелегко провести! Клянусь громом, я взял бы тебя на «Горгону», если б кто-нибудь из моих вытянул ноги. Ты, верно, мечтаешь о рае, а?

      − Рад бы, да грехи не пущают.

      − Э-э-э! Брось нос в трюм совать. Можно и в ад, лишь бы не скучно.

      Гаркуша с трудом ухватывал нить ломаной речи, но разумел, что его гладят по шерсти, и оттого растягивал рот в улыбке и согласно кивал невпопад головой.

      Кружки показали пятый раз дно, когда Гелль подманил длинным пальцем хозяина и хищно протянул нараспев:

      − Завтра я поймаю крысу, если она опять вильнет хвостом…

      Мужик одобряюще мотнул нечесаной головой:

      − А-а, жрать еще хочешь? Неча было с голым-то гузном так далеко залетать!

      Он грубо толкнул капитану кусок сала.

      − Дурак! Эту крысу зовут Мамон.

      − Чо! − враз трезвея, пробормотал Гаркуша, тщетно пытаясь придать голосу крепость. Он завороженно таращился на сухое, изборожденное морщинами лицо старика, раскаленный сабельный шрам словно обжег ему губы. Не в силах избавиться от этого кошмара, каторжник испуганно замычал и дернулся было с лавки, но кортик Гелля с глухим стуком пригвоздил рукав его армяка к столу.