Средний пол. Джеффри Евгенидис

в Военно-морской академии в Аннаполисе. Больше года Тесси ставила свечи в греческой церкви за здравие своего жениха, а Мильтон любовался ее фотографиями, прикрепленными над его койкой. Ему нравилось фотографировать Тесси как кинозвезду – сбоку, одна нога на высоком каблуке стоит на ступеньке так, чтобы была видна другая, обтянутая черным чулком. Моя мать выглядит поразительно податливой на этих старых снимках, словно ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем позировать на фоне крылец и фонарных столбов своему жениху в армейской форме.

      Она уступила лишь после капитуляции японцев. И с того самого дня, как мне по секрету сообщил брат, мои родители регулярно и с удовольствием занимались любовью. Однако относительно детей у моей матери были свои соображения. Она считала, что эмбрион ощущает то количество любви, с которым он был зачат. Поэтому предложение отца ее не слишком устраивало.

      – Ты что, относишься к этому как к Олимпийским играм, Милт?

      – Мы просто рассматривали этот вопрос с теоретической точки зрения, – сказал отец.

      – Что дядя Пит может знать о детях?

      – Он читал одну статью в «Американской науке», – ответил Миль-тон и для убедительности добавил: – Он подписывается на этот журнал.

      – Знаешь, если у меня заболит спина, я к нему обращусь. Или если у меня разовьется плоскостопие, как у тебя, я тоже схожу к нему. Но не более.

      – Это было доказано. С помощью микроскопа. «Мужские» сперматозоиды двигаются быстрее.

      – Думаю, они не только быстрее, но и глупее.

      – Ну началось. Тебе бы только их обругать. Ни в чем себе не отказывай. Они нам все равно не нужны. Нам нужен добрый старый медленный «женский» сперматозоид.

      – Все равно это смешно. Я же не часовой механизм, Милт.

      – Мне это будет сложнее, чем тебе.

      – Ничего не желаю слышать.

      – А мне казалось, что ты хочешь дочь.

      – Хочу.

      – Значит, так мы ее и получим.

      Тесси только со смехом отмахнулась. Однако за ее сарказмом таились серьезные нравственные сомнения. Вмешательство в столь таинственный процесс, как рождение ребенка, представлялось ей непозволительным высокомерием. К тому же Тесси не верила, что это возможно. А если и возможно, то, считала она, делать этого не следует.

      Конечно, рассказчик вроде меня – ведь я еще и зачат-то не был – не может ни за что ручаться. Я могу объяснить эту манию, появившуюся у моего отца весной 1959 года, лишь как один из симптомов общей веры в прогресс, которой тогда было охвачено все население Америки. Всего два года назад в космос запустили спутник. Полиомиелит, обрекавший в детстве моих родителей на летние заточения, был побежден с помощью вакцины Солка. Никто тогда еще не догадывался, что вирусы окажутся умнее людей, и все считали, что скоро они станут достоянием прошлого. В эту оптимистическую, послевоенную эпоху Америки, конец которой я захватил, каждый считал себя хозяином