Средний пол. Джеффри Евгенидис

разбивать и драться с отцом. В таком мужском окружении Тесси начала чувствовать себя лишней, и ей стало казаться, что лет через десять она превратится в заложницу автомобильных покрышек и грыж. Поэтому она мечтала о дочери как о противоядии, о единомышленнице, которая будет любить левреток и сопровождать ее в походах по магазинам. Весной 1959 года, когда обсуждение моего зачатия шло полным ходом, мать не могла еще себе представить, что в скором времени женщины будут тысячами сжигать свои бюстгальтеры. Ее лифчики были жесткими, подбитыми подушечками и огнеупорными. И как бы Тесси ни любила своего сына, она понимала, что некоторыми тайнами она сможет делиться только с дочерью.

      По утрам, отправляясь на работу, мой отец грезил о невероятно прелестной темноглазой девчушке. Она сидела рядом и обращалась к нему, всезнающему и терпеливому, с целым ворохом вопросов – особенно когда машина останавливалась на красный свет. «А что это такое, папа?» – «Это? Это знак „кадиллака“». – «А что такое знак „кадиллака“?» – «Давным-давно жил один французский исследователь, которого звали Кадиллак, именно он открыл Детройт. А этот знак был его фамильной печатью из Франции». – «А что такое Франция?» – «А Франция – это страна в Европе». – «А что такое Европа?» – «А Европа – это континент, такой огромный кусок суши, гораздо больше, чем страна. Но теперь „кадиллаки» в Европе не делают, кукла. Их изготавливают прямо здесь в старой доброй Америке». На светофоре зажигается зеленый свет, и машина трогается. Но мой прототип никуда не исчезает. Он продолжает сидеть рядом и у следующего светофора, и еще через один. Его общество столь приятно моему отцу, что он, как человек дела, начинает думать о превращении своих грез в реальность.

      Таким образом, в гостиной, где мужчины обсуждали политические вопросы, появилась новая тема, а именно – скорость движения сперматозоидов. Главным в обществе, каждую неделю собиравшемся на наших черных козетках, был Питер Татакис, или, как мы его называли, дядя Пит. Закоренелый холостяк, он не имел своей семьи в Америке и поэтому привязался к нам. Каждое воскресенье этот высокий грустный человек с лицом красновато-лилового оттенка и копной вьющихся волос приезжал на своем темно-красном «бьюике». Дети его не интересовали. Любитель серии «Великие книги», которую он перечел дважды, дядя Пит был поглощен серьезными мыслями и итальянской оперой. В области исторической науки он испытывал страстную любовь к Эдварду Гиббону, в литературе – к дневникам мадам де Сталь. Он любил цитировать мнение этой остроумной дамы о немецком языке: этот язык не приспособлен для устной речи, так как приходится дожидаться конца предложения, чтобы услышать глагол, и перебить собеседника не представляется возможным. Дядя Пит мечтал стать врачом, но разразившаяся «катастрофа» положила конец этой мечте. В Соединенных Штатах он два года проучился в школе хиропрактики и теперь имел небольшой офис в Бирмингеме, где поставил скелет человека, за который выплачивал ежемесячные взносы. В те времена специалисты в этой области пользовались