Когда человек не дышит. Сергей Куприянов

их Арсений называл «волокушами» – надо было не по снегу. Преимущества перед колёсами, а они были бесспорными, Сергей уже заметил. Во-первых – простота и быстрота изготовления; во-вторых – бесшумность передвижения: волокуши не трясло и ничего в них не скрипело, как иногда бывает при эксплуатации телег; а в-третьих – это, пожалуй, самое главное достоинство – чудо-повозка с лёгкостью преодолевала бездорожье. Серёгин шёл позади, видел и удивлялся, как преодолевались заболоченные участки; там, где он проваливался чуть ли не по колено, саночки тонули, ну, сантиметров на пять-десять. По колеям и косогорам, где, по его мнению, перевернулся бы любой УАЗик, их повозка проходила, лишь слегка замедлив ход. Полозья, широко расставленные в стороны, словно цеплялись за землю в нужное время, в то же время они легко скользили и по траве, и по пыльной дороге. Деревья, упавшие через тропу, тоже не представляли для них препятствия, если, конечно, лошадь могла перешагнуть лежащий на их пути ствол. Лишь один раз Лиза просмотрела пенёк, и пришлось Культурку спятить на пару шагов назад. Пень этот был сантиметров семьдесят и поэтому не прошёл под волокушами. Будь он ну хоть чуточку короче, его бы даже и не заметили.

      Сергей шагал и обдумывал последний разговор с Лизой, точнее, разговор, который произошёл последней ночью. Возбуждённые предстоящим отъездом, а, может быть, разбалованные Арсением, который оставил им обилие дров, они долго не ложились спать. Сидели у костра. Сидели и разговаривали. Разговаривали и пили чай. Пили чай и при свете костра смотрели друг на друга.

      За эту ночь Серёгин получил множество ответов на вопросы, которые уже давно волновали его. Получил ответы на вопросы, которые задавал вслух, которые крутились у него в голове, но произнести которые он никогда бы не решился. А также были вопросы, о существовании которых Сергей даже не догадывался. Сейчас, шагая за волокушами, перескакивая через поваленные деревья, шли они не по дороге, а по еле заметной, петляющей тропе, которая иногда терялась в мелкаче. Под ритмичный аккомпанемент Культурки его мысли строились в какой-то порядок, и у него начинала рисоваться почти понятная, но в то же время совершенно необъяснимая, местами абсурдная картинка. Так, всё по порядку, как говорится, по полочкам.

      Он действительно в прошлом, году, эдак, в двадцать третьем-двадцать пятом. Точнее из Лизиных рассказов он определить не смог, а на прямо поставленный вопрос Лиза ответить не смогла. Он в прошлом, но Лиза это прошлое прошлым-то не считает, да и все остальные: Арсений, бабка Акулина, Николай с Тимофеем, сестрёнки-кикиморы, пожалуй, тоже живут в настоящем. Да, в самом настоящем настоящем. Нет, он не сумасшедший, эти кикиморы, Иринка с Маринкой, действительно здесь живут, в своём настоящем. И его здесь никто психом не считает: ни Лиза, ни бабка Акулина… ну, наверное. Он узнал, что это бабка Акулина отправила девчонок Иринку с Маринкой его из болота вывести. Нет, он не псих, он всё прекрасно помнит: город, последние