Запах счастья. Или Девять песен Старой Ведьмы о том, как быть счастливым. Юлия Юшкова-Борисова

стряхивала с себя контрабандные картинки и вновь и вновь пыталась понять, о чем говорит профессор. Я предприняла последнюю, самую отважную попытку. Я посмотрела профессору прямо в глаза, стараясь не слушать, а воспринимать мысль как общую информацию, передающуюся всем телом и, соответственно, всем телом воспринимаемую. Иногда мне удавались подобные вещи, и тогда, зацепившись за суть, зерно идеи, мне удавалось достроить картину, нанизывая на штырь смысла услышанное ранее.

      Меня ждал провал. В приступе разочарования я перевела взгляд в окно.

      На ближайшей к окну ветке дерева сидела ворона. Крупная старая птица. Мы встретились с ней глазами, она внимательно посмотрела на меня, потом она отвернулась и взлетела.

      И вот тут фокус удался! В полном объеме!

      Это летела я. Я думала исключительно о пище. Меня очень интересовал мой клюв – мое оружие и основной для меня орган. Я была голодна. Клюв требовал использования. Пищи не было. Мыслей как таковых тоже не было. Были только ощущения. Сильные, мощные, монолитные, ничем не разбавленные. Мир был ясен и прост. И глубоко враждебен. Он должен был стать моей пищей, а иначе я стану пищей для него. Лететь было естественно, как человеку дышать, в сущности, я не замечала, что лечу.

      Я отшатнулась от окна, немного изумив профессора. Посмотрела еще раз внимательнейшим образом на него. Он никуда не летел. Он взял паузу.

      – Юлия, что с Вами? – вежливо спросил он.

      – Нет, ничего, все хорошо… только… А, может быть, мы сделаем перерыв и пойдем выпить кофе? – самым милым образом, чтобы скрыть шок от недавнего пребывания в вороньих перьях, спросила я.

      – Да, конечно! – профессор был не менее мил, – я и сам хотел вам это предложить…

      Я с некоторой опаской посмотрела в окно. Вороны не было.

      Мы поднялись, чтобы переместиться к еде.

      Что это было? Фантазии? Возможно.

      А что если я реально «подхватила» часть вороньих мыслей? С людьми мне это иногда удается, почему не могло выйти с птицей?

      Тогда я точно знаю, что ворона к счастью не способна. Она влекома инстинктом выживания и некими программами поведения, заложенными генетически: поесть, попить, поклевать. (Клевать почему-то было совершенно необходимо. И непрерывно перемещаться на небольшие расстояния. Клевать и отскакивать, двигаться и клевать, клевать, клевать…). Возможна стабилизация на уровне удовлетворения и мобилизация при неудовлетворении. Всё.

      А что, если это была не ворона, а я? И мысли тоже были мои? И восприятие действительности за окном тоже было мое?! Это лично для меня еще страшнее! А вдруг, действительно, в то время, когда современные, относительно периода существования млекопитающих, структуры моего мозга тщетно пытались загрузить в себя Фихте, на поверхность сознания всплыло восприятие мира самыми древними частями моего мозга? И это моя животная сущность показала свой истинный