Крымские легенды как часть мировой культуры. Анастасия Михайловна Жердева

сказки, оскорбляющие благочестивые чувства» (Соколов 1936). Действительно, содержание легенд, собранных А. Н. Афанасьевым (так называемая народная Библия), имеет мало общего со священным писанием. Ученый определил легенду как небольшое эпическое произведение, в котором в христианское содержание органически вплетена языческая старина (Афанасьев 1868, с. 464).

      Ситуация, порожденная резкими порицаниями православной церкви, объясняет слабую изученность легенды в дореволюционной России. Можно отметить, что в самом различии восприятия термина «легенда» в России и на Западе сказалась именно гораздо более жесткая, по сравнению с католической, позиция православной церкви.

      Литературовед А. Н. Веселовский (1838–1906) занимался исследованием местных христианских легенд. Он называл легендами «местный народный эпос», сочетающий в себе два постоянных элемента: бродячий сюжет и рассказ о случайном, необычном происшествии. Ученый также называл легендами самые разнообразные «поверья» (связанные с Анастасией, Бертой, Пятницей) (Веселовский 1875, с. 289).

      Историк всеобщей и русской литературы А. И. Кирпичников (1845–1903) признавал наличие как религиозных, так и светских легенд. Ученый считал, что в Европе, начиная со средневековья, появлялись светские легенды об известных личностях, однако в России бытовали в основном христианские книжные легенды, очень небольшое количество которых стало фольклорными (Кирпичников1896, с. 482). Таким образом, ученый нашел причину в различии определения легенды на Западе и в России: несхожесть фольклорного материала.

      Можно сделать вывод, что русская фольклористика изучала в основном христианские народные легенды, хотя признавала существование светских (местных, исторических, этиологических). Советская наука опиралась на взгляды дореволюционных ученых, поэтому тема не имела большой популярности у исследователей. Религиозный акцент сделал предмет нежелательным для изучения в государстве, где атеизм был важной частью идеологической политики. Однако светское значение термина не было забыто.

      Так, фольклорист Ю. М. Соколов (1889–1941) считал, что слово «легенда», возникшее в романских странах, в России употребляется как термин, который близок двум явлениям – сказание (немецкое sage) и житие. «Первое с широким значением предания (устного или письменного) о фактах как церковной, так и светской истории, второе в более специальном смысле – жизнеописания святых лиц» (Соколов 1925, с. 393).

      Однако в 1936 году вышла книга В. Л. Комаровича (1894–1942) «Китежская легенда. Опыт изучения местных легенд», в которых локальная история преобладает над религиозной тематикой. Ученый писал, что «народные пересказы библейско-христианских апокрифов» принято называть термином «устная легенда», однако нельзя отрицать наличие местных легенд (legende locale), доселе никем не изученных. В отличие от христианских, местная легенда «сюжетом непременно связана с тем или иным, почему-нибудь примечательным местом или предметом: городищем, ключом, горой, камнем, бродом, колодезем» (Комарович 1936, с. 1).

      Основоположник