На острие. Елена Кутузова

на той стороне с бетонной плитой, поросшей кое-где чахлой травой.

      – Стой! – Ларс хватает за руку, и бег останавливается.

      – Что?

      – Совсем рехнулась! – в серых глазах боль и злость. – Жить надоело?

      Восторг уходит. Наваливается пустота. И темнота, пусть солнце еще и не думает подплывать к горизонту.

      – Что? – кажется, получается слишком грубо.

      Вместо ответа Ларс подвел меня к провалу. Мамочки! Я это собиралась перепрыгнуть? Да тут только если крылья отрастить!

      – Возвращаемся! – Ларс хрипит, словно что-то мешает говорить. – Перекантуемся в Логове, а там посмотрим.

      – Опасно! – я вспомнила его слова. – Если облава…

      – Тогда и будем думать. А пока тебе опасно бегать. Возвращаемся! И осторожно!

      Путь в Логово показался бесконечным. Восторга больше не было, да и Ларс не позволял выйти за рамки: следил за каждым моим шагом, каждым движением. Дай волю – обвязал бы страховкой и переправил по веревкам.

      – Уже? – вся компания была в сборе. Пришли даже те, кто предпочитал бегать в других местах.

      – Уже, – Ларс открыл бутылку с водой и долго пил, а потом огляделся: – Лара пока поживет здесь. Узнаю, что кто-то выдал…

      И посмотрел так, что все невольно вжали головы в плечи. Поверили. Да и не зря – драться Ларс умел и любил, не раз доказывал правоту кулаками. Потому и не совались к нам другие компании.

      – А что она есть будет?

      Вопрос снял напряжение. Некоторые полезли в рюкзаки, доставая прихваченные из дома припасы. Не бог весть что: бутерброды, печенье, синтетическая лапша быстрого приготовления, такие же супы…

      – Вот это и будет! Где кипяток?

      – Сейчас!

      Газа и электричества в запретке отродясь не бывало. Каждый выкручивался как мог: кто-то жег костры, кто-то приносил автономные туристические плитки, кто-то разживался солнечными батареями. У нас же имелось несколько баллонов сжиженного газа. Откуда – Ларс молчал, зато в любой момент можно было не только вскипятить воду для чая, но и приготовить поесть. Правда, до такого не доходило, здесь никто никогда не оставался дольше, чем на сутки, а это время можно и на сухомятке посидеть.

      В руки мне сунули бутерброд с дешевым сыром и кружку горячего супа. На поверхности плавали кусочки сушеных овощей, в основном морковная ботва и лук. Я выпила залпом. И поскорее зажевала бутербродом – после домашнего бульона есть это было невозможно.

      – Ну, насмотрелись? – Ларс явно злился. – Расходимся, дайте человеку отдохнуть.

      Ребята послушались. Ободряюще хлопали по плечам, девочки лезли обниматься, отчего становилось только хуже, и ныряли в проем.

      – А ты? – спросила, когда мы остались одни.

      – Что? – он явно удивился. – Сказал же, что здесь переночую!

      – Когда? – я такого не помнила, разве что упоминания вскользь чего-то насчет «перекантуемся». Но обрадовалась: оставаться одной в зарпетке не хотелось. Страшно. Предыдущая ночь была не в счет.

      Остаток дня просидела, свернувшись клубочком