На острие. Елена Кутузова

чтобы поспать еще немножко, но услышала шаги.

      Сон как рукой сняло. Миг – я и на ногах, готовая бежать без оглядки.

      – Лара! Ты чего?

      – Напугал! – я упала обратно на диван. – Напугал…

      Паника не прошла, осталась холодом в позвоночнике, напряженными мышцами, обостренным слухом. Казалось, я слышу то, что происходит в соседнем доме.

      – Ну, тише, тише! – Ларс уселся рядом, обнял. – Рассказывай, что стряслось. В новостях кошмар что творится…

      И я рассказала. Спокойно, без эмоций, как будто книжку читала. Даже плакать не хотелось. Внутри поселилась пустота.

      Ларс не перебивал, только крепче прижимал к себе, словно старался укрыть от несчастий.

      – Я когда тебя на экранах увидел, думал, с ума сойду. Кинулся к дому, а там полиция, клановцы, врачи. Суетятся, свидетелей ищут. Понял, что тебя не нашли, и свалил на всякий случай. Всю ночь просидел в подвале, ждал…

      – А я… не пришла.

      – Да только утром догадался, что если ты жива, то будешь прорываться в запретку. Ну, и рванул сюда. А с коммуникатором хорошо придумала.

      Он обнял меня уже двумя руками. И холод, заставляющий дрожать даже в это жаркое лето, отступил. Зато пришло понимание, что случилось страшное. Что я одна, что никогда больше мама не будет ворчать на не помытую посуду, а папа не подмигнет хитро, подсовывая в рюкзак шоколадку. Что никто не будет заставлять учиться, и не будет семейных ужинов, когда болтаешь обо всем, слушаешь, что произошло за день, рассказываешь о своем, обсуждаешь новый фильм или планируешь совместный поход в парк.

      В горле стало больно. Слез не было, вместо них наружу вырвался звериный вой. Я кричала, срывая голос, хотелось, чтобы все оказалось неправдой, не верилось, что это не кошмарный сон.

      Ларс крепко стиснул мои плечи, не позволяя упасть. Прижимал к себе, гладил по спине, лицу, шептал что-то неразборчивое. Но его усилия помогли – глаза защипало и хлынули слезы.

      Рыдала также, в голос. Плакать было больно, в глаза словно песка насыпали, а потом меня накрыло опустошение.

      – Ларс? – подняла голову, чтобы заглянуть в его серые глаза.

      В них плескалась тревога.

      – Прости, я не знаю, чем помочь… – он наклонился к самому лицу, дыхание коснулось моей щеки.

      И губ.

      Поцелуй пах мятной жвачкой. «Двойная свежесть». Даже летом от этого вкуса кидало в дрожь. А теперь он действовал, как заморозка. Как-то мне вправляли выбитый на трассе сустав, делали анестезию. Правда, руки потом долго не чувствовала.

      Теперь было точно так же. Боль ушла. Не совсем, но забилась куда-то в уголок, свернулась клубочком, готовая возвратиться, как только пройдет действие лекарства.

      Хотелось, чтобы чтобы он никогда не заканчивался, этот поцелуй со вкусом дешевой жевательной резинки.

      Я тянулась в Ларсу, к его губам, пила поцелуи, словно микстуру от всех болезней, и мечтала о большем. О том, что заставит забыть о боли навсегда, вернет все на свои места, позволит жить… Что это