Некоторые не попадут в ад. Захар Прилепин

ещё новости, сообщай.

      – Приедешь сегодня?

      – Да, наверное. Смотрю пока.

      Уже темнело; я сообщил новости комбату, тот снова засмеялся.

      Вышел ещё потолкаться, подышать, посмотреть на бойцов.

      Народ толпился возле штаба, все зудели, как после весёлой игры.

      «Беспилотник!» – подметил кто-то; я поднял голову вверх, – да, нас пасли.

      Из штаба на улицу выскочил комбат:

      – По домикам все! Не торчите!

      Я вернулся в штаб, сел там, верней, полулёг на шконку, и закурил.

      На другой стороне посёлка, по звуку – метров за триста от штаба, раздалось два взрыва: их миномёты.

      Медленно выпуская дым, в который раз с удивлением вдруг увидел себя со стороны: ведь это же не реальность – а из какого-то фильма выпала плёнка, зацепилась за рукав, я её, как репейник, отодрал, разглядываю первый попавшийся кадр на свет, – а в кадре я: сижу в блиндаже, мерцает свет, лампочка под потолком без абажура, тусклая, – рядом связист, по рации перекликаются наши посты: «Пятый, наблюдаю», «Седьмой, у тебя шнурок развязался», пауза в три секунды, «А у тебя лифчик», тут же жёсткий наезд начштаба: «Отставить!» – и все молчат, – а у меня автомат на коленях, а у меня сигарета тлеет, я смотрю на её мерцающий огонёк – а в расфокусе сидит комбат; тишина.

      Кажется, большого обстрела сегодня не будет.

      – Так, – говорю, – я поеду. Разузнаю получше, куда от нас прилетело. Если что – звоните, вернусь.

      Мы усаживаемся в «круизёр», Арабу бросаю, опустив стекло: «Буду скучать», – он молча кивает; срываемся с места – до свидания, мальчики, ма-а-альчики…

      Забавно, что по трассе, в километре от Пантёхи, поворот направо и указатель: «Троицкое – 2 км»; между прочим, там стоит ВСУ, мы в ту сторону стреляли сегодня, стреляли месяц назад, и три месяца назад тоже стреляли, – а они в нашу, – но здесь чувствуется странный слом представлений о расстояниях: когда я смотрю в бинокль – мне всё равно кажется, что они где-то далеко, с той стороны стекла, и если туда пойти, то можно провалиться во временную яму, в миражный обморок, будешь идти-идти-идти – а горизонт, вернее, их окопы, и это самое Троицкое, будут удаляться, удаляться, удаляться…

      Мы так давно стоим напротив Троицкого, что иногда я вообще перестаю верить, что они есть, что там кто-то живёт, дышит, думает о нас.

      А с трассы – два километра! Если свернуть, и удивительным образом миновать блокпосты – наши, потом их, – чего тут ехать? – считаные минуты!

      У них там сейчас шумно, суматошно, кроваво, – носятся медбратья-медсёстры с носилками, – перемешанная русская, украинская речь, – телефоны звенят, – поселковый глава приехал, стоит в стороне, – чёрт знает, что у него на уме, за кого он…

      Можно подъехать, спросить: не помочь ли чем.

      …пролетели мимо.

      Отсюда рукой подать до Донецка, потом ещё полчаса, а то и меньше, по городу; а заскочу-ка я в «Пушкин» опять.

      Ну, конечно, так и думал: сидят и Казак, и Ташкент.

      И та, уже виденная мной, пара, жених и невеста. Весь день, что ли, просидели? Или позавтракали