Кактус. Лилит Мазикина

и безопасности других жильцов подъезда). Эту инструкцию я как-то сорвала в порыве злости. Через некоторое время повесили другую.

      Кроме того, было очень много устных, строгих-престрогих инструкций на все случаи штатных и нештатных ситуаций. Пересказывать их скучно, так что я буду упоминать их, когда придётся к слову.

      Наконец, надо было запоминать жильцов подъезда, квартиры, в которых они живут, и то, сколько раз за день они входили и выходили. Всего квартир в подъезде восемьдесят четыре, а жильцов – что-то около двухсот. У некоторых есть собаки (одна дворняга, одна чау-чау, один бульмастиф, один бульдог, один самец таксы и два йоркширских терьера).

      В первый же день работы я познакомилась также со сменщиком, пенсионером из этого же подъезда. Работал он не столько ради денег, сколько за идею: чтобы был порядок. Примечательного роста, широкоплечий, в консьержке он передвигался неловко. Мне очень скоро намекнули, что раньше сменщик работал в КГБ. Насколько это правда, не знаю.

      И старшая, и сменщик – очень религиозные люди. Поэтому на стенах висят православные календари, открытки с наставлениями и текстами молитв, а на инструкции то и дело появлялась надпись – не имею ни малейшего понятия, кто из них там оставлял – «Уйми гордыню». Сначала надпись выполнялась в карандаше, но другая сторона стирала её ластиком, и однажды призыв появился в чернилах. Провисел так некоторое время, а потом кусок поля с надписью аккуратно отрезали. Императив повторялся снова и снова, и снова и снова поля с ним обрезались, пока от инструкции не осталась, собственно, только одна инструкция и писать стало негде.

      Кроме всего вышеупомянутого, на стене висит график дежурств и телефоны различных служб, включая прямой – участкового.

      (Курсы английского языка для детей. Элитные! Чёрно-белая не очень качественная печать)

      ***

      Моей первой Гулей была Гульбахор. Маленькая, худенькая, с огромными чёрными глазами. Мы здоровались, но никогда не разговаривали, пока однажды, холодным октябрьским утром, моё внимание не привлёк алый шарф на голове Гульбахор.

      – Какой у вас красивый платок! – воскликнула я.

      Часы показывали шесть сорок пять, и я только приехала на работу. Тогда я ещё начинала в восемь, и мне приходилась ехать на электричке в шесть двадцать две, потому что в более поздние было не вбиться. Оставшееся до начала рабочего дня время я просто спала в тёмной консьержечной.

      – Холодно, а шапки нет, – сказала маленькая узбечка. И, посмотрев на меня задумчиво, сказала:

      – Меня зовут Гуля.

      – По-настоящему Гуля?

      – Да. Гульбахор.

      Гуле было тридцать три года. Потрясающей красоты смуглое лицо было сильно обветрено. Когда она улыбалась – а она любила улыбаться, – было видно, что верхние зубы – золотые, а нижние – белые и крепкие, хотя не очень ровные. Говорила Гульбахор ну точь-в-точь как Равшан и Джамшут из всем известной