Орда II. Александр Берник

оборачивался.

      А вот последнего закона «не еть», он побаивался. Особенно испугался как раз загостив у Апити. Когда ничего не мог сделать с этим треклятым органом. И теперь словно прозрел, осознавая с удивлением, что судьба не просто так провела его через лесную «меченую», а подарила ему колдовскую защиту от соблазна пагубного. Кайсай был уверен, что даже коли сознательно его решат провоцировать на нарушение закона этого, как делала теперь дева золотоволосая, пусть даже просто из баловства, а не со злым умыслом, то он способен противостоять искушению, стоит лишь вспомнить о лесной ведьме да её хохоте.

      Рыжий даже улыбнулся по-доброму, вспоминая голую развратницу, живущую с лесной нежитью наперекор пересуду народному и про себя, пожелал им счастья да благоденствия. И эта золотоволосая «меченая» тоже возникла на его пути не запросто так. Она какой-то знак судьбы, и он готов был голову дать не отсечение, что с этой красавицей их в будущем что-то будет связывать и похоже очень крепко суровой ниточкой.

      Дева, заметив, что рыжий пристально да со знанием дела рассматривает её колдовские узоры хитро завязанные, надменно улыбнулась и спросила на распев, проговаривая:

      – Чего пялишься? Невидаль узрел?

      – Ну, почему ж? – ответил воин запросто, – я с этой красотой прекрасно ознакомлен в подробностях. Только что от такой ведьмы «меченой» иду с излечения. Оттого, кстати, и запоздали за ордой, ускакавшей от нас.

      – Что за ведьма? – тут же встрепенулась Матёрая, в раз всю спесь растеряв как не было, – где ты здесь нашёл «меченую»? Что ты тут брешешь несуразицу?

      Кайсай не чувствуя подвоха, даже удивился несколько.

      – В лесу нашем сидит. Она там за еги-бабу посажена. Меня подранили слегка, так она вылечила.

      И с этими словами он обернулся, спину показывая, убирая при этом косу на грудь, шрам открывая для обозрения. Тонкий пальчик скользнул по шраму словно «плеть нервная», но, не стегая, как Апити, а будто протянули ею с лаской да нежностью. Рыжий выгнулся дугой крутой от мурашек щекочущих, что пробежали табуном при её прикосновении.

      – Только плетью не тронь, – простонал он вдруг жалобно, от её рук отстраняясь на расстояние.

      Красавица резко убрала пальчики, но во взгляде её засверкали молнии.

      – Как зовут её? – прошипела Матёрая сквозь зубы стиснутые.

      Этот тон шипящий, Кайсаю не понравился. В ней он почуял угрозу явную своей спасительнице да машинально соврал, даже не задумываясь:

      – Так не знаю я, – да тут же сообразив, добавился, состроив из себя простака деревенского, – разве еги-бабу кликают? Еги-баба она и есть еги-баба. По завету посаженная да лишённая прошлого.

      Золотые Груди глубокий вдох сделала, как бы успокаиваясь, после чего задумавшись проговорила примирительно:

      – Ладно. Проехали.

      Только сейчас рыжий понял, что опять сболтнул что-то лишнее да чтоб как можно быстрей закончить с допросами, кинулся собираться, к переправе