Как из далеча, далеча, из чиста поля…. Сергей Тимофеев

его здесь отыщет, коли и камень-то найти не сумели? Глянул вокруг себя раз-другой, да как запрыгает, как завопит!.. Лупит своей палкой по дереву изнутри, и верещит, что твоя сорока…

      Охрип, оравши. Совсем с ума от страха спятил. Как вдруг слышит – вроде шум снаружи. Ближе, ближе, а там голос раздался, кто это там такое, спрашивает. Алешка же и ответить не может. Только палкой стучать.

      Затихло снаружи. Потом зашумело, и в дупле, снаружи, голова показалась. Лохматая, с бородой и усами. Вот тебе и на!.. Из огня, да в полымя. Никак, хозяин заявился… Только у Алешки сил совсем не осталось, ни прятаться, ни даже еще больше испугаться.

      – Никак, малец?.. – то ли спрашивает, то ли удивляется, голова.

      Не верит своему счастью Алешка. Это ж надо – бортник!.. Сыч, за которым он доглядать в лес отправился. И оказалось, что силы все-таки остались – снова разреветься.

      – Ну, ну… Сейчас я тебя вытащу, – сверху доносится. – Погоди…

      Снаружи послышался шум, а затем в дупло, к Алешке, спустилась толстая палка, с привязанной к ней посередине веревкой. Он начал пристраиваться на нее, когда задел что-то мягкое в листве. Соскочив, он принялся быстро раскидывать ее в стороны и обнаружил что-то небольшое, совсем не тяжелое, завернутое в мешковину. Недолго думая, запихнув найденное под рубаху, уселся на палку и подергал веревку.

      Выволок его Сыч.

      – Как же ты это туда угодил? – спрашивает, а сам веревку сматывает.

      Молчит Алешка. В себя прийти не может. Начал было руками показывать, тут у него из-под рубахи добыча и выпала.

      – За этим, что ли, полез? – бортник спрашивает. – Чего там у тебя такое?

      В другой раз Алешка буркнул бы: мол, для того и завернуто, чтоб не показывать, ан Сыч уже наклонился, поднял мешковину и развернул.

      Увидел Алешка, из-за чего в ловушку угодил, и стало ему обидно. Добро бы, что-то путное, в хозяйстве пригодное, а это… Дощечки темные, в одной стороне насквозь просверленные. Сквозь веревочка продета, чтоб не рассыпались. И все.

      Только Сыч крутит их в руках, поглаживает, и в глазах – удивление.

      – Где это ты такое раздобыл? – спрашивает.

      Махнул Алешка на дерево, а у самого мысль забилась – может, зря он так о деревяшках? Ну, что никчемные они? Вдруг очень даже кчемные? Не заберет ли их в таком разе Сыч себе?

      – Не бойся, не заберу, – бортник улыбается. – А знаешь ли, что это за дощечки такие? Сам погляди. – И обратно Алешке находку отдал.

      Тот глядит – не простые это дощечки. На них значки какие-то имеются. Черточки, кружочки, стрелочки… Как на камне синем…

      – Ты их береги, – Сыч говорит, – потому как на них вся мудрость земная записана.

      – Записана? – пропищал Алешка сорванным голосом.

      – Вот, смотри. – Бортник снова взял таблички, и, ведя по верхней пальцем, произнес: – «В книге сей предлежат различная нам оучительства, иже бо во инных книгах что обрящем сокровенно в сей же книге положено откровенно».

      Чудно