Пепел Анны. Эдуард Веркин

страной? – вопросил отец.

      Теперь я рассмеялся.

      – Идиот, сын идиота, – сказала мама.

      Мама повертела пальцем у виска, и мы все-таки выбрались на воздух.

      «Кастилья» действительно находилась в самом центре Гаваны, если в одну сторону три минуты до Капитолия, в другую – полторы до Музея Революции, а через дорогу – Музей современного искусства, я сверился с картой, все так. Хорошее место. Сама гостиница квадратной архитектуры, похожа на крепость, много пятиэтажных корпусов, а сбоку десятиэтажный донжон приставлен, наверное, поэтому и «Кастилья». В розовый цвет почему-то покрашена.

      У обочины выстроились желтые такси и черно-белые таксисты, справа и слева от входа вдоль стены стояли люди с мобильными телефонами и терпеливыми лицами. Много людей. Чуть подальше, рядом со входом в аптеку, стояла женщина лет тридцати, в белом длинном платье, с корзиной, заполненной бумажными трубочками, похожими на худые новогодние конфеты. Женщина улыбалась, телефона у нее не было.

      – Что они делают? – Мама указала на терпеливых.

      А я понял что. Ловцы вай-фая это. Бесплатного небесного электричества.

      Отец не услышал и потащил нас куда-то вбок, направо, мимо таксистов и мимо ловцов.

      Я думал, что в такое время на улицах никого не будет, но оказалось, что, наоборот, народу было полным-полно. И все разные, и щенковатые, и как я, и среднего возраста, и старперцев немало, им давно спать пора, а они ходят-бродят о чем-то, бегут покоя. Как на вокзале, только ехать никуда не надо, все на месте.

      – Мы куда идем-то? – поинтересовалась мама. – Если ты в сторону порта хочешь, то сегодня я против. Это далеко.

      – Там чудесные рестораны теперь, – сказал отец. – Прямо на пирсах. Но да, далеко, хотя и красиво. Походим вокруг, тут и вокруг много всего интересного. Вперед.

      И мы свернули куда-то. Отец тут же оторвался от нас, шагал впереди, это у него любимая повадка, отрываться. Он большой умелец ходить сквозь толпу, особенно в компании. Компания мгновенно теряется во встречных, отец же рассекает их, как афалина косяк ставриды, его спутники отстают, злятся, смотрят поверх голов, запинаются и злятся еще больше. Это профдеформация: отец – журналист и привык будоражить всех и подчеркивать ото всех свою независимость, мама и я не исключение.

      Старый город. Гавана.

      Не знаю, что отец тут находил особо интересного. Мы шагали по узким улицам, на которых не разъехалась бы и пара машин. Под ногами неудобная брусчатка, неровная, бугристо-скользкая, шагать не получалось, кроссовки то и дело цеплялись за выбоины, как по рассыпанным теннисным мячам передвигались. Мама периодически хватала меня за руку, пугаясь велорикш, выныривающих из темноты, ведь свет на улице горел экономный и хилый.

      Прямо на улицы смотрели фасады домов, причем ни крылец, ни ступеней не полагалось – двери вели прямо в жилища или в большие прихожие, от которых расходились лестницы к квартирам. Местные сидели на приступках у дверей, на порогах или просто у стен, на подоконниках окон погружавшихся в мостовую домов, ничего не делали, курили, смотрели,