В финале Джон умрет. Дэвид Вонг

найдут в какой-нибудь канаве.

      Я остановился на красный сигнал светофора и, как всегда, почувствовал себя полным идиотом. На улице ни души, но я, тем не менее, торможу, потому что того требует цветной фонарь. Проклятое общество отлично меня выдрессировало. Я потер глаза и застонал. Внезапно мне показалось, что я – самый одинокий человек в мире.

      Бах!

      Что-то царапнуло по стеклу.

      Что-то, похожее на когти.

      Я вздрогнул и посмотрел назад.

      Это действительно были когти.

      Молли стояла на задних лапах, прижав передние к стеклу.

      – Гав!

      – Пошла прочь!

      – Гав!

      – Заткнись!

      – ГАВ!

      – Я сказал – заткнись! Убери лапы!

      – ГАВ! ГАВ! ГАВ!

      – Заткнись! Заткнись! Зат-кнись!

      Мне неприятно вспоминать о том, сколько все это продолжалось. В конце концов я вышел из машины, чтобы Молли могла запрыгнуть на заднее сиденье. Да, в ту ночь моя жизнь полетела под откос, и все потому, что собака одолела меня в споре.

      Молли обнюхала Джона, затем гавкнула; в закрытом пространстве лай прозвучал оглушительно. Джон даже не шелохнулся.

      – Чего ты хочешь?

      В тот момент данный вопрос казался мне вполне резонным. У собаки, похоже, были свои планы, и отступать от них она не собиралась.

      – Что? Ты решила, что я – твой хозяин? Малыш Тимми упал в колодец? Что тебе…

      Я замолчал: мой взгляд привлекла металлическая бирка, болтавшаяся на ошейнике: «Я – Молли. Пожалуйста, верните меня…»

      Собака перестала лаять.

* * *

      Это место было у черта на куличках, рядом с большим заводом, выпускавшим жидкость для прочистки канализации. В какой-то момент я свернул направо; Молли залаяла, как сумасшедшая – и успокоилась только после того, как я развернулся.

      Увидев в конце квартала высокий, старый викторианский дом, я понял, что собака привела меня точно по адресу.

      – Черт!

      Я произнес это вслух – и притом громко. Что-то щелкнуло в голове, да так, что все тело содрогнулось.

      Я знал, чей это дом. В голове возникла картинка с вечеринки: рядом с «ямайцем» Робертом, спиной ко мне, стоит огромный рыжеволосый парень.

      Большой Джим Салливан.

      Это его дом.

      Большой Джим был на год старше меня, на шесть дюймов выше и в два раза тяжелее. Он стал знаменит после одной попытки угона, которая закончилась тем, что Джим вырвал из рук преступника пистолет (ободрав указательный палец угонщика), а затем избил беднягу его же оружием. Позднее Джим навестил того парня в больнице и в течение нескольких часов читал ему Библию. А однажды Джим победил в драке Зака Голдстейна, перебросив его через перила лестницы.

      Одна мысль о Салливане приводила меня в ужас; захотелось выкинуть собаку из машины и умчаться прочь.

      Дело в том, что у Большого Джима была сестра.

      Мы звали ее «Огурец», а ее настоящее имя я забыл. Девочка, младше меня на два года, училась со мной в спецшколе. Все думали, что «Огурец» – это намек на какие-то сексуальные изыски,