Инкубатор. Книга II. Олег Готко

визжащий клубок чужого страдания. Яркая вспышка ослепляет меня, боль от ожогов становится нестерпимой, и я яростно хлопаю руками, сбивая пламя…

      Обезумевшая крыса металась кругами, натыкаясь на искорёженную мебель и оставляя на ней пунктир горящих клочков шерсти. Её отчаянный писк сверлил уши, пока, наконец, тушка не завалилась на спину. Дёргающиеся конечности ещё некоторое время свидетельствовали, что тварь борется за свою жизнь.

      Насладившись так называемой победой, я пришёл в себя. Всё вокруг горело, благо дерева и бумаги было в избытке. Всё трещало и лопалось. На меня надвигался огненный смерч, и пора уносить ноги. И тут, совсем некстати, сквозь гудение пламени слух уловил знакомые до дрожи звуки возни за стеной – там, где ещё оставался единственный целый инкубатор. Размышлять, боится ли василиск огня, времени не было – он собирался выйти.

      Выбежав в коридор, я полсекунды потратил на то, чтобы решить: бежать ли наверх или же попытаться уничтожить гада. Душа возжаждала мести в тот момент, когда за спиной прозвучал утробный вой. Я бросился к пульту и споткнулся о камень Лапши, которого, как и Круглого, собирался предать земле – одного больше, другого – по пояс. Пока я на четвереньках полз вперёд, василиск за спиной крушил всё вокруг себя, как заправский пожарник, но это ему явно мало помогало, так как вой приобретал всё более и более высокую тональность.

      Мне хотелось думать, что от боли.

* * *

      Я сижу в кресле и жду. Не пробившись сквозь огонь, он ломает стену в эту, смежную с залом мёртвых петухов, комнату. По ней ползут трещины, моя рука лежит на рычаге – я отнюдь не собираюсь увидеть василиска и умереть, но и убежать от него вопрос весьма проблематичный, потому как падая, подвернул лодыжку.

      Моя надежда на дальнейшую счастливую жизнь основывается на том, что кресло стоит в углу. Вряд ли он заметит меня раньше, чем я его. Теперь остаётся ждать момента, потому что… Извечное любопытство, убивающее не только котов, заставляет выжидать.

      И он входит. Его глаза закрыты, и василиск ведом лишь чувствительным к теплу участком тела на голове, который унаследован от матери-змеи. Он надвигается на меня.

      На длинной шее блестит металлическая коробка. Я злорадно ухмыляюсь и напрягаю мускулы правой руки. И испытываю все гнусные ощущения той крысы, готовящейся к последнему прыжку.

      И это портит всё – моя реакция запаздывает на долю секунды.

* * *

      Они прекрасны – эти глаза. Рубины ослепляют меня и, отразившись в моих слезах, затопляют пространство вокруг кровавой пеленой. Сквозь неё я покидаю реальность и ухожу вовне.

      Моя тяжелеющая рука плавно сдвигает своей массой рычаг…

      И полыхающее пламя гасит удивительные глаза, которым уже никогда не суждено удивиться…

      И дыбится море свечами гейзеров, возвращая себе ласку и доброту…

      Куски плоти шлёпаются на камень моего тела. Зловонная кровь захлёстывает меня, и абсолютно неожиданно я осознаю, что могу приподнять голову.

      Пошевелить рукой.

      Согнуть