Перед восходом солнца. Михаил Зощенко

хочу уйти, но он не отпускает меня.

      – Вам нехорошо? Вы нездоровы? – спрашиваю я его.

      – А что? – тревожно спрашивает он. – У меня плохой вид?

      И вдруг смеется. Говорит:

      – Старею, милый друг… Скоро ударит тридцать…

      Мы доходим до Европейской гостиницы.

      Минуту Есенин стоит у подъезда, потом говорит:

      – Зайдемте напротив. В пивную. На минуту.

      Мы входим в пивную.

      За столиком поэт В. Воинов с друзьями. Он радостно идет нам навстречу. Мы садимся за его столик. Кто-то разливает пиво по кружкам.

      Есенин что-то говорит официанту. И тот приносит ему стакан рябиновки.

      Закрыв глаза, Есенин пьет. И я вижу, как с каждым глотком к нему возвращается жизнь. Щеки его делаются ярче. Жесты уверенней. Глаза зажигаются.

      Он хочет снова позвать официанта. Чтобы отвлечь, я прошу его почитать стихи…

      Он соглашается почему-то с готовностью и даже с радостью.

      Встав со стула, он читает поэму «Черный человек».

      Вокруг столика собираются люди. Кто-то говорит: «Это Есенин».

      Нас окружает почти вся пивная.

      Еще минута, и Есенин стоит на стуле и, жестикулируя, читает свои короткие стихи.

      Он чудесно читает, и с таким чувством, и с такой болью, что это всех потрясает.

      Я видел многих поэтов на эстраде. Я видел их необычайный успех, видел овации, восторг всего зала, но я никогда не видел таких чувств и такой теплоты, как к Есенину.

      Десятки рук подхватывают его со стула и несут к столику. Все хотят чокнуться с ним. Все хотят дотронуться до него, обнять, поцеловать.

      Тесным кольцом толпа окружает столик, за которым он теперь сидит.

      Я выхожу из пивной.

Я САМ ВИНОВАТ

      Вечер. Я иду по Невскому с К.

      Я познакомился с ней в Кисловодске.

      Она красива, остроумна, весела. В ней та радость жизни, которой нет во мне. И, может быть, это меня больше всего в ней прельщает.

      Мы идем, нежно взявшись за руки. Мы выходим на Неву. Идем по темной набережной.

      К. без конца что-то говорит. Но я не очень вникаю в ее речь. Я слушаю ее слова, как музыку.

      Но вот я слышу какое-то недовольство в этой музыке. Я прислушиваюсь.

      – Вторую неделю мы ходим с вами по улицам, – говорит она. – Мы обошли все эти дурацкие набережные, сады. Мне просто хотелось бы посидеть с вами в какой-нибудь гостиной, поболтать, выпить чаю.

      – Зайдемте в кафе, – говорю я.

      – Нет, там нас могут увидеть.

      Ах, да. Я совсем забыл. У нее сложная жизнь. Ревнивый муж, очень ревнивый любовник. Много врагов, которые сообщат, что нас видели вместе.

      Мы останавливаемся на набережной. Обнимаем друг друга. Целуемся. Она бормочет:

      – Ах, как глупо, что это улица.

      Мы снова идем и снова целуемся. Она закрывает свои глаза рукой. У нее кружится голова от этих бесконечных поцелуев.

      Мы доходим до ворот какого-то дома. К. бормочет:

      – Я должна зайти сюда, к портнихе. Вы подождите меня здесь. Я только примерю платье и сейчас же вернусь.

      Я хожу около