Стрекоза. Книга первая. Татьяна Герден

сиде-е-еть, понимаете?!

      Дама гневно сверкнула очками и золотыми зубами, мелькнувшими в оскале ярко намазанного рта, и нетерпеливо крикнула:

      – Сле-е-е-дующи-и-й!

      Севка обозлился, закинул свой шарф за шею, засунул руки в карманы и вышел на улицу. «Вот гадюка! – подумал про тётку в комиссии. – Можно подумать, что сама великая музыкантша – попой! Тоже мне, нашла, как о музыке говорить. О чём мыслишь, то и получишь, у кого музыка, а у кого, пардон, задний мост». Он хотел было уже уйти со двора музыкалки, как тут с ним поравнялся седенький старичок в летней шляпе и изрядно помятой белой пиджачной паре. Под мышкой у него был старенький портфель. Севка с перепугу с ним поздоровался. Старичок приподнял шляпу и кивнул. Севка было уже направился к воротам, но тут услышал.

      – Что, не принимают? – как-то хитренько спросил незнакомец, совсем как старик Хоттабыч.

      – Не-а, – просто ответил Севка. – Даже разговаривать не хотят.

      – Ага, ага, – закивал старичок. – Это Эмилия Борисовна лютует, – и хихикнул, – картина знакомая.

      Его маленькие глазки лукаво посмеивались.

      – Как зовут? – он снял шляпу и стал помахивать ею как веером.

      – Сева, то есть, простите, Всеволод Чернихин.

      – Ах, Че-ерни-ии-хин, – нараспев произнес Хоттабыч, – ага, ага, понимаю. Картина неприглядная. На струнные, я так понимаю, нацелились?

      Севка пожал плечами. Откуда он знает про струнные? Старик помолчал, продолжая обмахиваться шляпой и внимательно разглядывая Севку. И вдруг неожиданно сказал:

      – Вот что, Чернихин, если хотите, я вас прослушаю, но только не сегодня, а, скажем… – тут он задумался. – Через пару дней, в пятницу. Сможете подойти с утра в кабинет четыре?

      – Смогу, – сказал Севка, но почему-то испугался.

      – Инструмент принесите с собой, – сказал старичок, надел шляпу и направился к входу.

      – Ну да, – бросил Севка, – а кого спросить? – кинул он уже старичку в спину.

      – Сереброва, – сказал старик, слегка повернув к нему голову, и исчез за дверью.

      «Серебров. Где-то я уже слышал эту фамилию», – подумал ошарашенный Севка, но ничего не вспоминалось, и он пошёл домой.

      Кроме старой семиструнной гитары, на которой он довольно сносно тренькал, научившись играть у друзей, которые ходили в музыкальную школу, у него осталось от Калерии очень старое расстроенное «фоно», как говорили его приятели. Не потащить же его, что у них там, своего, нет?.. А при чём здесь фоно, ведь прозвучало, что он хочет поступать на струнные, хотя он не был уверен, куда лучше… Нет, всё не то, не то, запутался совсем, и мысли его одолевают дурацкие, и заварил кашу он зря.

      Тем не менее в пятницу Севка всё-таки пришёл и гитару притащил. До этого три дня подряд мучил себя этюдом Исакова, вроде ничего получилось. Серафиме понравилось, но она и не подозревала, для чего это Севка так старается. «До поры до времени не стоит ей про поступление говорить», – решил Севка.

      Протиснувшись сквозь очередь в приёмную комиссию и даже не взглянув