Стрекоза. Книга первая. Татьяна Герден

к их дяде, услышав, как однажды эта белобрысая девчонка с большими бантами в косах прямолинейно поправила Пашу, тычущего в картинку с антикварным револьвером в одной из книг Фантомова.

      Увидев картинку, Паша восхищённо воскликнул брату:

      – Гля, какой наган!

      А Людвика, сидевшая рядом, спокойно сказала:

      – Не наган, а лебель, – и посмотрела ему в глаза.

      Паша чуть не подавился от такой наглости.

      – Чего-чего? – заголосил он, с презрением оглядывая сахарно-белоснежную девчонку, посмевшую так бесцеремонно его поправить при брате, которого почему-то считал младшим, хотя разница в их рождении если и была, то только в несколько минут.

      – Это ты кому, мне сказала? – не унимался оскорблённый Паша.

      Но Людвика не испугалась, а спокойно повторила свою поправку, добавив толику металлической нотки в свой ангельский голосок, какая обычно появлялась у её матери в разговоре с отцом или другими мужчинами. Людвика заметила, что эти нотки действуют на них, мужчин, «отрезвляюще», как сказала бы Клаша.

      – Это не наган, а лебель, – повторила Людвика, – правда, папа? – спросила она на счастье заглянувшего в этот момент в детскую Витольда Генриховича.

      Штейнгауз навострил уши, как делал всегда при упоминании названий револьверов, и подошёл к мальчишкам, нацелив очки на раскрытую картинку:

      – Так-так, посмотрим-посмотрим, ага, конечно, лебель, ну как же, как же, а что разве были сомнения, молодые люди?

      Паша покраснел от стыда, но, к чести Людвики, она никак не отметила свой триумф, а просто молчала, пока Витольд Генрихович влюблённо бормотал:

      – Ясно, образец 1892 года, 8-калибровый, шестизарядный, и, что интересно, друзья мои, этот револьвер по механике являет собой что-то среднее между кольтом и наганом, поэтому неудивительно, что молодой человек принял его за таковой. И он начал занудно перечислять отличия одного от другого. Мальчишки слушали его, открыв рот, а Людвика вышла из комнаты, так как она это всё слышала по многу раз с раннего детства, ведь кроме чтения сказок отец любил ей показывать атласы старинного оружия с большими иллюстрациями, а некоторые экземпляры его коллекции она и сама видела – отец часто их перебирал, бережно протирал футляры фланелевой тряпочкой и почти всегда при этом вслух проговаривал характеристики того или иного револьвера.

      За обедом Паша сидел присмиревший, не крутился, как обычно, и не старался сыпануть перцу в Сашин компот, и даже в какой-то момент пододвинул Людвике бокал с лимонадом, видя, что она не может до него дотянуться, а потом шепнул так, чтоб никто больше не слышал, прямо в ухо:

      – А ты, белобрысая, здорово в оружии разбираешься, – и шмыгнул носом.

      Почему-то теперь Людвика жутко смутилась, залилась краской и наклонила голову низко к тарелке, а Паша восхищённо шептал дальше, отчего у нее по телу забегали мурашки:

      – Пошли на улицу, я тебе рогатку покажу, сам смастерил.

      Людвика