Лавочка мадам Фуфур. Дарина Александровна Степанова

образования сугубо технические и достаточно компактные по сравнению с мирами – Полис, например, до сих пор называют «городом-реальностью».

      К чему этот экскурс? Лишь для того, чтобы вас не ввела в заблуждение старая этикетка, пришпиленная на голограмму. Если помните, голограмма являлась картой реальности, куда мы собирались. А на этикетке значилось «Карта мира». Как в старых атласах. Романтика… Хотя сегодня, конечно же, любое образование называют реальностью. Чтобы без всякой путаницы.

      Однако никакой романтики не было. Никто не знал, каким окажется этот мир. Никто не знал, что здесь столько некартированных гор, что так одуряюще пахнет лиловая жаркая сакура. Что дома вдоль горных дорог стоят пустые, а люди бегут прочь в грузовиках, полных узлов и утвари. А по пятам за ними идёт война.

      ***

      Первую ночь мы скоротали в брошенной сторожке. Вокруг громоздились поломанные изгороди, строения щерились выпотрошенным нутром: скелеты мебели, леска и провода, оборванные гирлянды бумажных фонарей. Словно люди ушли по счёту «три», на «раз» проснувшись поздней ночью, а на «два» – добежав до порога и схватив то, что случилось по пути.

      Днём мы нагнали колонну эвакуации. Обошли их стороной: незачем светиться в этой реальности, где драконы встречаются только в сказках, а тяжёлые гусеницы танков страшнее любых чудищ.

      К вечеру Ракушка совсем потеряла покой, и мы уже не сомневались, что именно в этом застывшем предгрозовом мире таится ключ к нашей проблеме. Но, надо сказать, отсюда, из тишины, пропитанной ультразвуковым предчувствием страха, насыщенной запахом сакуры и сикоморы, пересыпанной лёгкими облаками цветущей жёлтой акации, пронизанной насторожённым звоном, Край Мира казался скромной депрессивной площадью деревянного городка.

      К ночи тихими дорогами мы добрались до селения, откуда жизнь ещё не ушла, но уже выкипала, просачиваясь сквозь ворота одинокими путниками, всадниками, подводами и редкими грузовиками. Ракушка указала на дом, над воротами которого развевалось знамя – наверное, в нём располагалось какое-нибудь управление или жил староста деревни. Накрывшись дезиллюминацией, мы подошли к изгороди. Дракониха принюхалась, чихнула, закрыла глаза и вдруг, жалобно вздохнув, повалилась набок.

      – Кушка! Кушка! Что с тобой? Тони! – заорал Веник. У меня сил орать не было. Я в ужасе молча пялился на дракониху. – Не стой, придурок! Помоги её поднять!

      Я помотал головой. Подбежал к другу, и вместе мы попытались перевернуть Ракушку на спину. Она рычала и отбивалась от наших рук.

      – Куша, что случилось? Где болит?

      Ракушка вдруг оскалилась и хлестнула хвостом. Мне попало по рукам, Венику – по лицу. Он отпрянул, но я ещё держался за её тёплый, в остатках сухих чешуек гребень. Тогда она снова грозно и предупреждающе рыкнула: шутки кончились.

      – Ракушка… – поражённо пробормотал я. – Ты чего?..

      Она ещё раз трахнула хвостом по земле и быстро, быстро, на пузе поползла в сторону леса. Я впервые воочию