Дорога в Алатырь. Николай Шмагин

в сумке, она извлекла из нее большой пряник и сунула Ваньке: – Кушай детка, кушай.

      С пряником в руке Ванька подбежал к корзинкам и стал с интересом разглядывать их, хватая за ручки и ставя в ряд. В одной из корзинок он обнаружил лапти, удивлению его не было границ.

      – Нравятся лапоточки-то? Хошь и тебе сплету, детка? – радовалась его интересу баба Нюра, протягивая ему еще и конфету, – накось гостинец.

      Ванька схватил конфету и убежал в сад, забыв про спасибо.

      – Все никак к нам не привыкнет, по родителям скучает, – сообщила бабушка, проводив взглядом пробежавшего мимо окон внука. Отряхиваясь на ходу от стружек, вошел дед, и бабушка захлопотала по хозяйству:

      – Чай будем пить, ты присаживайся, Нюра, в ногах правды нет. Расскажи нам, как там в Явлеях-то жизнь протекает? Как родственники, как Митрий, брат? Редко видимся, чать не чужие, скучаем по своим.

      – И то правда, хотя пешком-то далеко до вас будет, ноги так и гудят, – расположилась возле стола Нюра, поглядывая на хозяев, – с базара иду, плохо корзинки берут, а про лапти и говорить нечего. Кому они нужны в городе?

      Пожаловалась она на свое житье-бытье для порядка и продолжила:

      – Живем пока. Чай, знаете, какой он, Митя. Все такой же большой, говорливый, непоседа: шагат, тока бела бородища развеватца по ветру. Прям, вылитый бог Саваоф. Привет, грит, от меня Ване с Дуней передай. Помню ее, сестрицу-душеньку, и люблю по-прежнему.

      Разливая чай по чашкам, бабушка умиротворенно внимала новостям, кивая головой, и даже дед заинтересованно прислушивался к беседе, поглядывая на родственницу потеплевшим взглядом…

      Присев на корточки, и прислонившись спиной к яблоне, Ванька огляделся: снег осел, кое-где уже показалась земля с прошлогодней жухлой травой, яблони и вишни стояли, словно живые, помолодевшие. Сад пробуждался от зимней спячки: чирикали воробьи, громко каркали вороны.

      Ванька посмотрел на окна своей квартиры и нахмурился:

      – Как снег растает, и уеду отсюда! – окончательно решил он и тут же замечтался…

      Вот он в своем матросском костюме, с двумя огромными чемоданами в руках, точь-в-точь как у Васькиных родителей, поднимается по переулку, не обращая внимания на слезные просьбы деда с бабушкой остаться и не покидать их, болезных.

      Все глуше сзади их горькие стенания, и вот он на вокзале.

      Привстав на цыпочки, покупает в кассе билет, игнорируя взрослых, обступивших необыкновенного пассажира.

      – Какие у мальчика чемоданы, наверное, он спортсмен, – изумляются все вокруг. Один здоровый дядя попытался поднять их – никак.

      Ванька легко подхватывает чемоданы и спешит на перрон к поезду.

      … Довольно улыбаясь, Ванька вскакивает и, вцепившись в одну из нижних ветвей, подтягивается на руках. Ветка ломается, и он падает наземь. Что он наделал? Ведь он сломал ветку дикарки!

      Огорченный, попытался, было, приладить ее на старое место, но тщетно. Тогда он погладил яблоню: «Я нечаянно, тебе больно?».

      Яблоня молчала и, виновато