Буря Жнеца. Том 2. Стивен Эриксон

понимаю, о чем он, – проговорила Шурк Элаль, обращая на солдата полный страсти взор. – Моих аппетитов это нисколько не умерило.

      – Фу… как мерзко.

      – И ты поэтому так напрягся, да?

      Гальт поспешно утер пот со лба.

      – А я еще на Гилани жаловался, – проворчал он.

      Бруллиг заерзал в кресле. Одно к одному. Как у этих треклятых малазанцев всё ладится! Свободы страшно не хватает.

      – Эй, Красавчик, нельзя ли поживее с бочонком?

      Один, оторванный от дома, среди своры недовольных солдат – худшего кошмара для командира не придумаешь. А когда ты посреди океана и гонишь всех вперед незнамо куда, добром это не кончится.

      Какое-то время армия держалась на злости. А потом, будто личинки оводов под кожей, зашевелилось осознание: родина желает своим воинам смерти. Близких – мать с отцом, жену или мужа – больше не увидеть. Сына или дочку не понянчить, гадая, от кого из соседей им достались глаза. Ни с кем не помириться, ни перед кем не загладить вину. Все, кого ты знаешь и любишь, всё равно что мертвы.

      Это даже хуже, чем лишить армию добычи и жалованья. Так и до бунта недолго.

      Мы служили империи. Взамен наших родных освобождали от налогов, они жили на наше жалованье, компенсации и пенсии. Многие из нас еще молоды, им не поздно уволиться и начать новую жизнь: без воплей, мечей и головорезов, жаждущих разрубить тебя пополам. Другим же всё равно, они просто страшно устали.

      Так почему мы до сих пор не разбежались?

      Видно, корабли не плавают в одиночку.

      Впрочем, Кулак Блистиг знал, что дело не только в этом. Запекшаяся кровь скрепляет надежнее клея. Прибавьте к тому ожоги от предательства, боль ярости. И командующего, который ради спасения армии пожертвовал своей любовью.

      Блистиг денно и нощно стоял на палубе «Пенного волка», буквально в пяти шагах от адъюнкта, пока та всматривалась в суровые волны. Она ничем не выказывала, что у нее на душе, но есть чувства, которые человеку скрыть не под силу: например, горе. Глядя на напряженную спину адъюнкта, Блистиг задавался вопросом: сдюжит или нет?

      И тогда кто-то – скорее всего, Кенеб, который понимал Тавор лучше кого бы то ни было, а порой и лучше ее самой, – принял судьбоносное решение. В Малазе адъюнкт потеряла помощницу. Причем не просто помощницу, а возлюбленную. Возлюбленную, конечно, заменить некем, но личный помощник командующему положен по уставу. Точнее, помощница, поскольку это непременно должна быть женщина.

      Блистиг помнил ту ночь: потрепанный флот, зажатый между изморскими Престолами войны, в трех днях пути к востоку от Картула, начинал плавный разворот на север, чтобы обойти бурные и опасные проливы между островом Малаз и корельским побережьем. Склянки отбили одиннадцать, и адъюнкт в полном одиночестве стояла на баке, прямо за фок-мачтой. Ветер трепал дождевик, придавая адъюнкту сходство с раненой вороной. За левым плечом Тавор кто-то возник. Это место личного помощника командующего, место Ян’тарь.

      Тавор испуганно оглянулась и что-то сказала – слишком тихо, Блистиг не расслышал. Новая помощница отдала честь.

      Адъюнкт одинока.