Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры. Эмилио Сальгари

через единственное окно, впрочем достаточно широкое, чтобы через него мог пролезть человек.

      – Где мы? – задал вопрос граф.

      – В каком-то совином гнезде, – ответил Мендоса. – Отсюда видны только крыши.

      – Это должен быть один из четырех пинаклей[24], украшающих дворец, – сказал Мартин.

      – Вот мы и стали соколами, приятель.

      – Лучше стать соколами, чем повешенными, дорогой мой Мендоса, – парировал граф.

      – Не буду отрицать, сеньор. Баскам, а я ведь по рождению принадлежу к ним, никогда не нравилась веревка, особенно если она сплетена испанцами, потому что тогда она опаснее всего, даже для людей нашего сорта.

      – И тем не менее ты близкий родственник испанцев.

      – Верно, капитан, только я никогда не жил с ними в согласии.

      – А вот это, может быть, плохо, – сказал граф. – По крайней мере, ты мог бы попросить оставить нам свободный проход на корабль.

      Мендоса хмыкнул, вырвав себе три или четыре волоска:

      – Кастильцы не такие уж наивные. Они тут же схватили бы меня и повесили как самого страшного пирата на самой высокой мачте своего галеона.

      – Тогда нам придется оставаться в этом ястребином гнезде, или совином, как ты выразился, пока маркиза не найдет способ выпустить нас отсюда.

      – Вы не подумали, сеньор граф, что в трех метрах под нами – крыши.

      – Что ты этим хочешь сказать, Мендоса? – спросил сын Красного Корсара, задетый высказыванием моряка.

      – Что достаточно спрыгнуть и спокойно убраться отсюда, прежде чем эти проклятые алебардщики покажут нам свои шлемы.

      – Уйти по-воровски, даже не предупредив великодушную женщину, которая пыталась спасти нас? Где же твоя галантность, Мендоса?

      – Когда речь идет о спасении шкуры, я не очень-то обращаю внимание на галантность, сеньор граф. Что делать! Я ведь всего лишь простой моряк.

      – Тогда оставь крыши на потом, – посоветовал сын Красного Корсара.

      – И я, и Мартин будем ждать, сколько вам угодно, сеньор граф. Вы хорошо знаете, что мы обожаем оружие и нам всегда нравилось ввязываться в драки. Как славно поработал я шпагой, когда плавал под командой вашего папаши!

      – Молчи, Мендоса, – оборвал его изменившимся голосом граф.

      – Вы правы, капитан: я всего лишь грубая скотина, ничем не лучше акулы, – ответил старый моряк.

      Граф облокотился о подоконник и, тоскливо глядя вдаль, через настоящий лес колоколен и башенок пытался рассмотреть свой фрегат, стоявший на якоре возле самого входа в порт, но так и не сумел этого сделать.

      Неописуемая тоска нашла на него, он изо всех сил напрягал слух, боясь услышать орудийную канонаду, оповещающую о начале атаки на его судно. В таком тревожном состоянии граф пробыл около получаса, очнулся он от возгласа Мендосы:

      – Госпожа маркиза!

      Сын Красного Корсара резко обернулся и увидел входящую на чердак прекрасную вдову, очень бледную и взволнованную.

      – Вы, маркиза? – удивился граф, правда не так оглушительно,

24

Пинакль – в романской и готической архитектуре так называлась разновидность башенок с квадратным или многоугольным основанием и остроконечным пирамидальным верхом, которые ставились на внешних выступах стен, на крыше, на ее гребне и в других местах внешнего контура здания.