Это внутри. Наташа Михлин

после недельного молчания голос звучал хрипло, – проходи.

      Дина пропустила гостью в дом.

      Элис поставила корзинку и выложила на стол фрукты и выпечку.

      – Спасибо. Право же, не стоило так волноваться…

      Вежливые слова звучали холодно и бессмысленно.

      – Мне в радость, – тепло улыбнулась Элис, – Свежее молоко, вот эти пирожки – с вишней, а здесь у меня куриный пирог и маринованный лук, надеюсь, тебе понравится.

      Она протянула Дине пышный пирожок. Есть не хотелось, но она все же откусила хрустящее тесто. Во рту разлилось тепло. Неожиданно Дина поняла, что не ела уже очень, очень давно. Она затолкала в рот остатки пирога и потянулась за следующим. Элис протянула ей стакан и погладила по голове. В этот момент словно кто-то повернул выключатель, и Дина ощутила яркий вкус сладкого от вишни молока, душный воздух давно не проветривавшейся кухни, холод ножки стула, касающейся голени, запах своей нестиранной футболки, и боль, острую боль, которую не унять, не пережить. Она всхлипнула. Кусок мокрого пирога упал на стол. Дина почувствовала, что не может дышать. Она подбежала к раковине, и выплюнув остатки, зашлась в сухом, сводящем горло, рыдании. Дину тут же обняли теплые руки. Усадив на пол, Элис прижала ее к себе.

      – Я… не могу… – прохрипела Дина, из последних сил пытаясь сдержаться.

      – Конечно, можешь, дорогая. Давай, поплачь. Сначала тяжело, но зато потом станет легче, вот увидишь. Я здесь, – она похлопала Дину по спине, – я с тобой.

      Вечером, сидя на крыльце в халате с полотенцем на влажных волосах, Дина впервые за долгое время глубоко вдохнула свежий горный воздух и почувствовала себя проснувшейся после летаргического сна длиной в годы.

      – Теперь люди в деревне считают меня бесчувственной тварью. На похоронах я не пролила ни слезинки.

      – Какая разница, что думают люди? – отозвалась Элис, – Да и вообще… Вряд ли кто-то пристально вглядывался. Большинство едва замечают присутствие остальных на этом свете…

      – Все вокруг теперь, кажется, причиняет мне боль, – вздохнула Дина.

      – Если перестаешь чувствовать боль, то за ней уходит и радость. Любовь, ненависть, страсть, разочарование – это делает нас живыми.

      – Жить больно, – с дрожащих губ Дины скатилась слезинка.

      – Но разве это не стоит того? Впусти в свое сердце людей. Это страшно, я знаю. Но ничто другое не научит тебя чувствовать.

      Получив лицензию, Дина распрощалась с городской толкотней и заняла место ушедшего на покой доктора Вернера. Она последовала совету Элис и стала со страхом и надеждой присматриваться к окружающим. Через некоторое время ей повезло: в жизни Дины появилась маленькая Эбби Стюарт.

      ***

      Перестук капель звучал неуместно бодро. В темной гостиной тускло блестели боками тазы и ведра, с потолка текли струйки. Тайлер в который раз выплеснул воду в траву и вернулся в дом. Он подошел к окну и поставил ведро на очередную лужу, расплывшуюся по столу. По стеклам ползли водяные змеи. Ветер гнул ветви и срывал последние лепестки июньских