Время дождей. Майя Максимова

удивляется, но отвечает:

      – Ты что-то хочешь?

      – Выйдем.

      – Ну, ладно. Ирма, я скоро…

      «Племянница» в шоке.

      Мне б извиниться, однако я рада

      Рада настолько, что перепрыгиваю через спящего мужа и чуть ли не пулей несусь по направлению к тамбуру. Поль движется следом. Он никуда не спешит, но я ощущаю – в нем тоже живет нетерпение.

      И вот мы одни. Я встаю возле стенки и резко бросаю:

      – Так кто же она?

      – Племянница.

      – Врешь.

      Я сжимаю коленки и напрягаюсь. Я вся как струна.

      Он ухмыляется:

      – Что ж. Угадала. Все не так просто…

      Я падаю в бездну. Теперь даже правды покажется мало. Нужны извинения…

      Нет. Бесполезно.

      Поль даже не думает делать такое. Он говорит:

      – Понимаешь ли, мы… Мы с ней друзья.

      Понимать его стоя, становится трудно. Меня тянет вниз.

      Я не противлюсь невыносимому в этот момент притяжению, сажусь прямо на пол и обхватываю руками колени.

      Поль потрясен.

      – Что такое, Марина?

      – Все в норме. Давай, продолжай свой рассказ. Ее зовут Ирма?

      Дурацкое имя.

      Я… Я ревную?

      Нет. Не сейчас.

      Ревность не к месту. Мы знакомы всего ничего, чтобы вот так демонстрировать ему свою слабость. Но чувства сильнее. Они глушат позывы разума, и чтобы успокоиться я закрываю лицо руками.

      Поль ждет, а потом соглашается:

      – Ирма. Она из Прибалтики. Ей двадцать лет. Там у нее есть какая-то фирма. Продажа косметики…

      Господи, нет!

      – А мне показалось, что ей лет пятнадцать… – я чуть не плачу, – выходит, она все же любовница?

      Поль озадачен.

      – Странное дело. С чего ты взяла?

      – А что еще может держать вас так вместе? Узы родства? Ты их сам отрицаешь.

      Он загнан в тупик, и теперь дело чести сказать все как есть. Без купюр.

      – Понимаешь… Ирма вообще-то любовница Эммы. Так получилось…

      Я в легком смятении. Вот так сюрприз.

      – Продолжать?

      Моя смелость въедается в пол.

      – Нет, не надо.

      Волнение меня покидает. Становится грустно. Я вдруг понимаю, что Поль как и я – всего лишь обычный служитель искусства по имени жизнь. И болеть им нельзя. Мы вместе стоим посреди голой сцены, и нам рукоплещет восторженный зал…

      – Ты сердишься?

      – Нет, – я вздыхаю, – проблема в другом измерении.

      – Я так и знал. Ты думала, я искуситель со стажем, уже покоривший немало сердец. А вышло иначе. По-честному скажем, я неудачник… Пустышка…

      Конец?

      Я молчу. Сознание витает в воздухе, а тело мякнет, как сгусток живой материи. Ни больше, ни меньше…

      Поль продолжает:

      – Правда открыта. Мне можно уйти?

      Все словно в тумане.

      – Как хочешь. Не знаю…

      Я просто раздавлена.

      – Ладно. Прости.

      Он медленно пятится, хватает руками дверь и как-то неловко просачивается внутрь вагона. Миг – и все кончено. Я сижу на полу одна, а за окном начинается новый ливень.

      Париж,