Китайский секрет для мистера Форда. М. Р. Маллоу

у рояля, повернулся на крутящемся табурете и оказался темноусым человеком среднего роста, с очень прямой спиной и глазами школьного учителя.

      – Ну, – скучно спросил он, – что будете петь?

      Джейк запнулся всего на секунду.

      – «Веселая вдова». Ария графа Данило.

      Распорядитель хора ударил по клавишам.

      Пойду к «Максиму» я,

      Там ждут меня друзья,

      Там девушки беспечны,

      Зато чистосердечны.

      Аннет, Лизетт, Рашель

      Веселый круг друзей…

      Д.Э. Саммерс понял, что проиграл и умолк. Распорядитель хора полистал бумаги.

      – Вас, скорее всего возьмут в Консерваторию, – голос распорядителя был равнодушным. – Если будете учиться как следует, возможно, что-нибудь да выйдет. Или идите в Оперетту.

      Он сложил бумаги в стопку и отложил в сторону.

      – Но это в лучшем случае. Тут, через улицу, есть бар. Я бы на вашем месте попробовал.

      – Возьмут? – осторожно спросил молодой человек.

      Смотритель хора пожал плечами.

      – Ступайте. Завтра в девять будьте здесь. И не опаздывайте!

      Гулкие коридоры Оперы с бесчисленными дверями путались, путались, пока окончательно не превратились в дурацкий лабиринт, выхода из которого не было. Со всех стороны раздавались крики рабочих, звуки роялей, голоса распевающихся артистов и разыгрывающихся инструментов. Вот жалобно заплакало. Ухнуло барабаном. Запело трубой.

      – Моя любовь, моя Ка-а-армэ-э-эн! – страстно простонал по-французски тенор за соседней дверью.

      Когда Д.Э. уже потерял всякую надежду, обнаружился конец коридора. За ним обнаружилась дверь – пыльная и скрипучая. Эта дверь вела на лестницу.

      Тут и рожок, и труба, и скрипка запели вместе под решительное уханье барабана. Плечи искателя приключений расправились, походка стала решительной. Небрежным шагом, с суровым лицом двигался он по ступеням. Навстречу спешил какой-то пузатый в испанском мундире, явный дон. Д.Э. Саммерс и не подумал сбавить фасон, испанский дон тоже, и они столкнулись.

      – Смотри, куда прешь!

      – Сам смотри! – огрызнулся Джейк.

      Постоял, глядя вслед пузатому, и пошел за ним.

      Но пузатый дон направлялся совсем не на сцену, а в буфет: пить коньяк и кушать бутерброды. От вида и запахов театрального буфета Джейк забыл, зачем пришел, но буфетчик поднял вопросительно-снисходительный взгляд, и он ретировался.

      Отовсюду тянуло сквозняками. Пробегали, переругиваясь, полураздетые актрисы, обдавая его ароматами пудры, духов и пота. Были они толстые, с болтающимся мясом предплечий и почти все старые: не меньше тридцати лет.

      – Тьфу, – сказал Джейк.

      Погуляв еще по коридорам, там спустившись, здесь поднявшись, сям пробежав по дощатому разболтанному трапу, он споткнулся об один из пожарных шлангов, которые то и дело попадались под ногами, и упал на одно колено, больно ударившись о цементный пол.

      Сверху послышался отдаленный рев, Джейк вздрогнул и понял: аплодисменты. Он находился под сценой.

      Низкий женский