Пуховик. Александр Головин

Задерживаемая на месяц, а то и более заработная плата в виду частых простоев уменьшалась, а цены в магазинах росли. Алименты на Олесю стали приходить символические. Мишаню сократили одним из первых, он перебивался случайными заработками, верно существуя на содержании новой жены. Людмила снесла в ломбард все свои более-менее ценные вещи без надежды выкупить их обратно. Квартиру пришлось освободить, сняла дешевую комнату, тогда еще не сильно загаженной общаги. Через год завод окончательно встал, и женщина пополнила ряды безработных.

      Месяца три Людмила ходила на биржу, вакансий не было. Перебивалась, подрабатывая дворником, мыла полы в подъездах. Как-то рано утром, отгребая снег от подъезда, она нечаянно кинула снег на проезжавшую мимо иномарку. Машина остановилась, и из машины грубо окликнули:

      – Что ослепла? Не видишь куда кидаешь?

      Людмила обернулась на голос. В «Мазде» за приспущенным стеклом сидела ее сокурсница по институту, подруга, жившая с ней в студенческой общаге. Бесшабашная, чернявая Мила была похожа на сценический образ актрисы Самохиной из кинофильма «Воры в законе», и за ней закрепилось прозвище Марго.

      – Марго? – Искренне удивилась Людмила, увидев старую подружку.

      – Вы кто? – Мила всматривалась в замотанное платком лицо бесформенной фигуры дворничихи, и когда Люда потянула рукой край платка с носа вниз, узнала. – Ты? … Люда?

      Марго, завизжав, выскочила из машины, кинулась к стушевавшейся подруге, крепко ее обняв. Бибикнула не весть откуда взявшаяся машина, требуя освободить проезд. Эффектная Мила в коротенькой расстегнутой шубке с копной черных волос, отстранившись от подруги, развернулась на звук. Добавив грубости в голосе, выдала:

      – Че сигналишь? – Заметив опускающееся стекло, добавила, пресекая перепалку. – Варежку закрой, а то щас народ разбудишь, бутылка или еще чего на крышу прилетит. Видишь, девушки общаются? Вот и давай…, двигай задом.

      В довершение показала водителю срамной жест холеным средним пальчиком с безукоризненным маникюром. Повернулась к Люде, давая водителю понять, что разговор окончен. Торопыга благоразумно прикрыл окно и, покачав головой, двинулся задом.

      – Марго, ну ты в своем репертуаре …

      – Да пошли они… – Мила беззаботно махнула рукой, отправляя всех в преисподнюю. – Ты куда пропала? Ни слуху, ни духу, сто лет тебя уже не видела. Пошли ко мне в машину, а то я уже замерзла.

      Освободив проезд, они долго болтали в машине, пока Люда не вспомнила о времени, пора было вести детей в детский сад. На прощание Марго вытащила из сумочки две свеженькие, не так давно пущенные в оборот, сложенные пополам пятитысячные купюры, протянув, добавила заартачившейся подруге:

      – Бери, не выеживайся. Ты здесь за месяц и половины, поди, не заработаешь. Это шальные деньги, за ночь срубила, своим что-нибудь купи, скажешь – от тети Марго. Я к тебе обязательно заеду, покажешь… – Чмокнувшись на прощание с подругой, добавила. – Людка ты не представляешь, как я рада, что тебя встретила.

      Марго