Великая русская революция, 1905–1921. Марк Стейнберг

но не своевременное» – иными словами, как реальность, нежелательную с политической точки зрения[127]. Журналисты в годы войны продолжали ставить «вечные вопросы»: например, зачем люди страдают и почему в мире существует зло? Кровопролитие, ненависть и материальные страдания, вызванные войной, делали эти абстрактные вопросы более конкретными, чем когда-либо. В то же время многие журналисты вопреки происходившим на их глазах событиям продолжали выражать надежду на то, что на Земле все же установится «волшебный мир» «счастья» – не в последнюю очередь потому, что люди так исстрадались без него[128]. И страдания, и надежда стали питательной средой для событий 1917 г. Война обострила и то и другое.

      Глава 3

      1917 год

      Историки пересказывают события 1917 г. всевозможными способами. То, как мы понимаем, интерпретируем и излагаем их, не в последнюю очередь изменила эволюция истории как научной дисциплины— хотя эта «научная» причина нерасторжимо переплетена с политическими и идеологическими пристрастиями (с тем, что историки думают о революциях, социализме, либерализме, государстве и роли народа – не говоря уже о самом Советском Союзе) и даже с этическими ценностями (например, с тем, что они думают по поводу таких непростых вопросов, как неравенство, социальная справедливость и насилие). Историки, как и те люди, которых мы изучаем, расходятся в вопросе о том, что считать входящим в состав сюжета, называемого нами «историей». Еще не так давно главным новшеством было смещение центра внимания с политических лидеров, государственных институтов, географических центров, мужчин и великороссов в сторону большего внимания к роли простых людей (особенно солдат, рабочих и крестьян), женщин, представителей других национальностей, провинции и окраин империи. Внимание, которое исследователи в последнее время уделяют субъективным сторонам – не только заявленным людьми идеям и требованиям, но и значительно более смутной сфере ценностей и эмоций, – наделило этот подход еще одним обогащающим и усложняющим его аспектом. Но вместе с тем исследователи в последнее время вновь заговорили о значении крупных структур, определяющих ход истории: экономической модернизации, капитализма, права, глобального перемещения идеологий и идей, международных отношений, войны. Разумеется, среди этих различных подходов нет таких, которые бы взаимно исключали друг друга. Они сочетаются разными путями – как пытаюсь делать я в этой книге.

      Стандартное изложение сюжета о революции структурируется в соответствии с важнейшими кризисными событиями 1917 г., особенно с тем, как они развивались в столице, Петрограде: Февральская революция, покончившая с царской властью, «апрельский кризис» по поводу целей войны, «июльские дни», едва не вылившиеся в восстание, неудачный корниловский мятеж в августе и, наконец, Октябрьская революция, приведшая большевиков к власти. За этими событиями скрывается история причинно-следственных связей: военный контекст, развал

127

В. Поссе. Общественная жизнь // Жизнь для всех. 1915. № 8–9. С. 1317 (о его целях; цит. в обратном переводе); 1916. № 6. С. 752 (о цензуре).

128

Е. Н. Любин. Вечный вопрос //Жизнь для всех. 1915. № 7. С. 979–982 (цит. в обратном переводе).