Великая русская революция, 1905–1921. Марк Стейнберг

не может радовать»[96]. Или, как в 1913 г. писал в новогоднем номере популярного таблоида «Газета-копейка» колумнист Скиталец (псевдоним Осипа Блотерманца), «мы сейчас находимся в такой полосе, потому что наша действительность – безотрадна, итоги – ничтожны, а надежды – отлетели от нас». Пусть в прошлом году мы и желали «нового счастья», но не получили «ничего, кроме горечи и разочарований»[97].

      Подобное мрачное отношение к времени и надежде было характерно не только для новогодних дней. На протяжении всех этих лет журналисты без конца описывали все сильнее охватывающую общество «эпидемию» «пессимизма», «подавленности» и «отчаяния»[98]. Известный специалист по массовому образованию в 1912 г. отмечал, что получает от читателей своих журнальных статей множество писем, авторы которых с «ужасающей» регулярностью сообщали ему, что их жизнь утратила смысл и цель и что они не видят пути к лучшему будущему[99]. Об этом тревожном отношении к истории – к течению времени как к осмысленному процессу – свидетельствует и частое употребление русского слова «безвременье», означающего время безвластия, проблем, бедствий, неудач и скорби[100]. В те годы под «безвременьем» понималась тревожная эпоха противоречий и иллюзий, нравственной и духовной усталости, утрат и отчаяния, несвоевременного упадка вместо своевременного прогресса – эпоха, когда само время сбилось с пути и не знает, куда ему идти[101].

      Повседневные новости складывались из частностей. Фиксируя «признаки эпохи», газеты изо всех сил старались освещать позитивные стороны жизни: достижения науки и техники, предпринимательские успехи и возможности для мобильности, активную работу таких учреждений культуры, как музеи, школы, библиотеки, выставки и театры. Кроме того, в газетах освещались повседневные увеселительные мероприятия и свободы, присущие городу того времени. Объявления напоминали читателям о том, что удовольствия и забавы ожидают даже лиц со скромным доходом и ограниченным временем досуга. К услугам более состоятельных были опера, балет, театры, концерты, балы, частные вечеринки, рестораны, кафе и кабаре. Людей бедных, но не желающих посвящать свой досуг одному лишь употреблению спиртного, развлекали «народные театры», летние увеселительные парки (известные как «сады наслаждений»), цирк, кино и зрелищные виды спорта. История «играющей России», как выразилась историк Луиза Мак-Рейнольдс, представляла собой один из важных аспектов истории 1905–1914 гг. в изложении современников. Но для того чтобы разобраться в этом сюжете, его следует рассматривать с учетом мрачного социального окружения. Как полагали репортеры, погоня за «развлечениями» и «увеселениями» превратилась во всеобщую манию[102], потому что люди отчаянно хотят убежать от работы и бедности, от насилия и преступности, от политики и «удручающего стона „больных вопросов»[103]. Веселье представляло собой естественный ответ на реальность, в которой, по

96

Огонек. 1913. №i (6.01). Без пагинации.

97

Скиталец. Молчание //Газета-копейка. 1.01.1913. С. 3–4.

98

См. многочисленные примеры в: Mark D. Steinberg, Petersburg Fin de Siecle (New Haven, 2011), ch. 7.

99

H. Рубакин. Для чего я живу на свете //Новый журнал для всех. 1912. № 6. С. 67.

100

В. Даль. Толковый словарь живаго великорусскаго языка. СПб., 1880: Толковый словарь русского языка / под ред. Д. Н.Ушакова. М., 1935.

101

См., например: В. Лаврецкий. Трагедия современной молодежи //Речь. 30.09.1910. С. 2; И. Брусиловский. Смысл жизни // Современное слово. 13.03.1910. С. 1; М. Ковалевский. Затишье //Запросы жизни. 1911. № 12 (23.12). С. 705; М. Слобожанин. Из современных переживаний, ч. 4: «Я» и окружающая среда //Жизнь для всех. 1913. № 7. С. 1019–1021, и 4.3: Об эстетике новейшей формации и эстетизме вообще //Жизнь для всех. 1913. № 3–4. С. 461.

102

Работничек. Безумная жизнь // Петербургский листок. 23.02.1914. C.3.

103

В. Регинин. К читателям //Аргус. 1913- № 2. С. 3 (где приводится список проблем, спастись от которых должно было помочь чтение этого нового журнала).