Великая русская революция, 1905–1921. Марк Стейнберг

Кроме того, они небезосновательно опасались того, что дальнейшая борьба может закончиться социальной революцией, которая создаст угрозу не только для политических структур. Но многие россияне хотели большего; к тому же многие из них вообще сомневались, что царь сдержит свое слово.

* * *

      Такими были события в пересказе историков – достаточно авторитетном ретроспективном изложении, основанном на известных фактах и современной научной интерпретации. Другая точка зрения, чей диалог со взглядами профессиональных историков будет продолжен в этих трех нарративных главах, составляющих часть II настоящей книги, сводится к истории, согласно знаменитому изречению написанной журналистами «в настоящем времени», «в момент ее свершения»[60]. Одной из самых известных русских газет того времени была ежедневная московская газета «Русское слово», имевшая более-менее либеральную направленность и претендовавшая на отражение взглядов и интересов «обывателя» и даже «настроений толпы»[61]. Восстание, последовавшее за Кровавым воскресеньем, воспринималось как исторический поворотный момент – и даже новое начало. Репортеры описывали эти события как «зарю новой жизни», объявляя, что вместо «непроницаемой мглы» в стране вскоре станет «ясно, лучезарно и просторно» и что Россия находится «накануне своего освобождения», переживая историческую эпоху «обновления», «возрождения» и «ренессанса»[62]. Чувство непосредственной сопричастности к истории стало еще более сильным после Октябрьского манифеста: «Сегодня началась новая жизнь. Русская история пошла по новому пути. За все многовековое рабское существование России мы не знаем момента более сильного, более радостного»[63]. Девизом дня была «новизна»: Россия вступала в «новую жизнь», в пору «творения», ее ожидало новое «начало», а россиянам предстояло стать «новыми людьми» с обновленным духом[64].

      Лейтмотивом, диктовавшим суть нового, особенно в качестве желания и опыта, служило слово «свобода». Как объявлял, используя типичные выражения, один колумнист, Россия наконец-то входит в «общую семью смелых народов, идущих к свободе и счастью»[65]. Другой отмечал, что дорога будет нелегкой: «борются насмерть два великана: новая жизнь с ее свободой, свежестью и старая, дряхлая, изъязвленная, но в судорогах последних минут все-таки очень зубастая». Однако результат неизбежен: «свобода мысли, слова, личности»[66], или, согласно выражению, получившему популярность после Октябрьского манифеста, но восходившему к Французской революции и тем самым связывавшему русскую революцию с гипотетической всеобщей борьбой человечества, русские люди обретут мир «братства, равенства и свободы»[67]. Одни авторы представляли себе свободу сквозь призму практических мер – таких как выборы законодательного органа с демократическим представительством, обеспечение

60

См. введение.

61

См.: Louise McReynolds, The News under Russia’s Old Regime: The Development of a Mass Circulation Press (Princeton, 1991), 171–179.

62

Заря новой жизни //Русское слово. 20.02.1905. С. 2; Г. П. Простые речи //Русское слово. 9.03.1905. С. 1–2; А. Россов. Катастрофа //Русское слово. 10.06.1905. С. 1; Вл. Уманский. Перед обновлением //Русское слово. 20.06.1905. C.3.

63

Русское слово. 18.10.1905. С. 1 (передовица, напечатанная рядом с Октябрьским манифестом).

64

Обновление //Русское слово. 18.10.1905. С. 1; С. Яблоновский. Свет и тени: Звон колоколов//Русское слово. 18.10.1905. С. 2; Русское слово. 19.10.1905. С. 1; священник Г. Петров. Беседа с гр. С.Ю.Витте//Русское слово. 19.10.1905. С. 1.

65

Вас. Немирович-Данченко. Слепая война // Русское слово. 12.06.1905. С. 1–2. (Цит. в обратном переводе.)

66

А. Россов. Провинциальная жизнь: все по-старому //Русское слово. 13.06.1905. С. 3–4.

67

Обновление//.Русское слово. 18.10.1905. С. 1.