Бегство в Египет. Петербургские повести. Александр Етоев

Ладони сложились плотно; стакан куда-то исчез. – Фокус-покус. – Старичок рассмеялся. – Ловкость рук и никакого мошенничества. – Старичок приподнял ладонь. На руке я увидел кольца, уложенные одно в другое. – Сделано в ГДР, – сказал он, переворачивая бывший стакан кверху дном. – А в придачу ещё и зеркальце. – Старичок показал нам зеркальце. – Выпил, стакан сложил и смотри, какой ты весь из себя красивый.

      – Ко… ко… ко… – зазаикался Щелчков, оттеснив меня плечом в сторону и не отрывая взгляда от коробка.

      – «Ко… ко… ко…»? – улыбнулся дедушка. – Вы имеете в виду курочку-рябу или спичечный коробок с ракетой? Вижу, вижу, что не курочку-рябу, а коробок. Хотите знать, сколько я за него возьму? Всё зависит от покупателя. Иному не отдам и за рубль, а иному и без денег не жалко.

      Старичок внимательно посмотрел на Щелчкова. Тот топтался со своим огурцом, зажатым в кулаке, как граната. Наверное, огурцу было больно, крупные солёные слёзы катились у него по щеке и падали на пыльный асфальт. Видя такое дело, старичок пожевал губами.

      – Ладно, ладно, уговорил, сдаюсь. Значит, так: ты мне – огурец, я тебе – коробок с ракетой. Если ты, конечно, не возражаешь. Огурец – продукт положительный, улучшает пищеварение организма. Особенно когда натощак.

      Он взял двумя пальцами огурец, повертел его так и этак, лизнул, посмотрел на свет, поскрёб огурцом о стенку и, видимо не найдя дефектов, убрал огурец в карман.

      Это было очень обидно – видеть, как у тебя из-под носа беспардонно умыкнули сокровище.

      «Валенки мы вместе спасали, огурец был тоже напополам, а наклейка будет в его коллекции», – думал я, моргая по-лягушачьи.

      Мне хотелось застрелиться и умереть. Чтобы этот подлец Щелчков, когда меня похоронят, пришёл на мою могилу и, рыдая, сказал. Прости, сказал бы Щелчков. Я был жадиной и нахалом. Валенки мы вместе спасали, огурец был тоже напополам, а спичечный коробок с ракетой я присвоил себе. И тут он достаёт коробок и кладёт на мою могилу. Я жду, когда он уйдёт, и тихонечко, чтобы никто не видел, быстро вылезаю из-под земли. Кладу коробок в карман и уплываю на плоту в Африку.

      – Так, несанкционированная торговля! – Голос прогремел будто с неба. – Ваши документики, гражданин.

      Я вздрогнул от неожиданности. Рядом с нами, красношляпый, как мухомор, вырос хмурый милиционер с дубинкой. Он жевал свой могучий ус, а его казённый полуботинок выбивал на асфальте дробь.

      – Чего там с ними миндальничать. За руки, за ноги и в тюрьму. Правильно, товарищ Гаврилов?

      Хмурый милиционер обернулся. Мы со Щелчковым тоже. Тощегрудый огуречный торговец, тот самый, чей предательский огурец заставил меня усомниться в порядочности отдельных личностей, улыбался милиционеру благостно. Ноги его были обуты в спасённые нами валенки, рабочий халат распахнут. На груди по горбушкам волн плыли лодочки, киты и русалки.

      – А у вас, гражданин Ухарев, советов никто не спрашивает.

      – Я чего – я ничего. Развели, говорю, спекулянтов на свою голову. Тюрьма