Я сбилась с пути. Гейл Форман

вдох, издавала ужасный дребезжащий звук. Но с Гектором я не боялся.

      Я встал возле него, пока он заботился о бабушке. На его лице отражалась умиротворенность, даже счастье. Я этого не понимал.

      – Разве не грустно смотреть, как умирают люди? – спросил я.

      – Мы все умрем, – ответил Гектор, потирая запястья Мэри. – Это единственное, в чем можно быть уверенным и что объединяет всех людей на планете.

      Он вложил мне в ладонь ее руку. И я почувствовал ее пульс, слабый и быстрый.

      – Мне кажется, это честь – находиться рядом с людьми, когда они покидают мир, – добавил он.

      – Честь?

      – Честь, – подтвердил он. – И призвание. Знаешь, я был в твоем возрасте, когда понял, что хочу этим заниматься.

      – Правда?

      – Может, не год в год, но да. Я сидел рядом с бабушкой, когда она умирала. Дома в Вашингтон-Хайтс, в Нью-Йорке. Она почти уже не разговаривала, но перед смертью села и завела двухчасовой разговор с кем-то в комнате. На испанском. Я не говорил на испанском, поэтому понял, что она общается не со мной.

      – И с кем она общалась?

      – Лишь ей одной это известно, но мне казалось, что с моим дедушкой. Он умер за двадцать лет до нее. Я его никогда не видел. Но в тот момент понял, что он находился в ее комнате, чтобы сопроводить к следующему этапу.

      У меня по коже побежали мурашки.

      – Я видел это множество раз, – продолжил Гектор. – Как умирающие разговаривают с мертвыми. Как мертвые провожают умирающих к следующему этапу.

      – А что за следующий этап? – спросил я.

      Он улыбнулся.

      – Этого я не знаю. И, к сожалению, никто из нас не узнает, пока не настанет наша очередь, но тогда мы окажемся не в том положении, чтобы этим поделиться.

      Бабушка Мэри тихо умерла через две недели. Если кто и пришел сопроводить ее к следующему этапу, то сделано это было молча.

      – Остались только мы, – сказал папа, когда забрали тело Мэри. Только впервые его слова показались мне скорее угрозой, чем утешением.

      Глава 2

      Все хорошо

      «Все хорошо», – пытается сказать Натаниэль.

      Только оказывается, говорить он не может. И двигаться. И связно мыслить. И взглянуть на склонившегося над ним человека, который гладит его по лбу и просит очнуться.

      Но ему нравятся эти прикосновения.

      Чего не скажешь об остальном.

      – Ты меня слышишь? – спрашивает голос. – Можешь пошевелиться?

      Голос красивый. Он осознает это даже в таком состоянии. Если бы голос мог выделять аромат, тот пах бы как финики.

      Бабушка Мэри часто покупала сушеные финики. Они ели их и выплевывали косточки во двор в надежде, что прорастет дерево, но финики растут в пустыне, а он живет в лесу.

      Жил в лесу.

      Натаниэль ощущает на шее дыхание, теплое и щекочущее. А потом оно говорит:

      – Открой глаза. Очнись. Пожалуйста, – просит дыхание.

      И это «пожалуйста» помогает. В нем слышится нечто настоящее, печальное. Как тут не подчиниться?

      Он открывает