Воздушный колокол. Книга стихов. Елена Игнатова

нутром своим прокаленным

      в десять труб тебе голосит завод.

      «Подуешь на пальцы в московском дворе…»

* * *

      Подуешь на пальцы в московском дворе,

      заухает снег за углом.

      Смотри, что творится теперь в декабре —

      как в фильме дешевом живем.

      Москва велика, и сдобна, и пышна,

      и все мы, как в булке изюм,

      где грязной рукой ковыряет страна,

      тот слаще, который угрюм.

      Нет, здесь не по мне. Мне милей Ленинград,

      где чайки чугунный полет,

      куда он тесней, жестковат, суховат,

      а все веселее живет.

      «Как хитрый грек…»

* * *

      Как хитрый грек,

      сквозь Рим жестоковыйный хитрый грек

      бредет, скрывая в бороде усмешку,

      и наблюдает городскую спешку

      из-под кофейных век.

      Как тайный грех,

      любовь свою к Москве, как тайный грех,

      я объявляю ныне.

      Господь, ты сотворил в людской пустыне

      гончарный цех.

      Кое-как, признаться, лепят малых сих,

      но сколько их!

      Все сто холмов,

      уподоблю все сто ее холмов

      златым восхолмьям конского навоза.

      Но с чем сравнить татарские заносы

      ее чинов?

      Зима черна.

      Кремлевская стена начинена

      покойниками. Спит копчушка в склепе.

      Разносит двери магазинов слепо

      в Москве страна.

      Здесь млад и стар,

      приказчик и добытчик млад и стар.

      Кипит базар.

      Печется новый миф столичной лепки.

      Здесь «про» – сильны и «контра» тоже крепки.

      О, где пожар!

      Скрываю смех,

      чеканки петербуржской жесткий смех.

      Грущу о тех

      цветах прекрасных, что растут в болоте.

      И обдувает кровью на отлете

      гончарный цех.

      «Я на улицу выйду. Смердит…»

* * *

      Я на улицу выйду. Смердит.

      Пот рабочий стекает с трамваев,

      важный гость на «Аврору» спешит,

      черным бесом метнется, пролает.

      Светлоглазый ребенок со мной

      (тихий шаг в институтские парки),

      пламя прелести кроткой земной

      на лице его светит неярко.

      Повторяй же: «В провалах, в крови —

      словно ласточек гнезда слюною —

      силой неутолимой любви

      материнской – скреплен надо мною

      свод небес». Этот город прими,

      заповедник советской России:

      жесть и известь, секретных НИИ

      низколобых – подъезды пустые.

      Начиналась застройка с тюрьмы

      и с дворца, где не видно хозяев,

      у реки, над которою мы,

      как бескрылые птицы, играем.

      «Пустоты полночи. Земля перепревать ложится…»

* * *

      Пустоты полночи. Земля перепревать ложится.

      Лист налитой на землю пал.

      Фонарик мрака – в небесах мерцает птица,

      и коротко блеснет, боясь упасть в канал,

      где