Курганник. Николай Немытов

раздраженным. – Второй раз на те же грабли – это слишком. Тем более я сидел далеко. Будет она на виду у всех через стол тянуться.

      – Ты ведь видел, как она Виктора приворожила?

      Девушка говорила осторожно, опасаясь разозлить вспыльчивого возлюбленного.

      – Ну видел, – после некоторой паузы ответил Зотов. Он чувствовал ее напряжение и испытывал стыд и жалость к любимой.

      «Господи, неужели я такой зверь? Бедная моя мышка, прости. Прости меня!»

      – Разозлился я на этого бабника – нашел, кого пригласить. А с другой стороны – Витек не виноват.

      Лиза выскользнула из-под простыни, обняла за плечи, прижалась обнаженной грудью к крепкой горячей спине Зотова.

      – Будет ему уроком, – заключил Макар.

      Он усадил девушку на колени и заглянул в глаза, синие в сумраке ночи.

      – Милая моя. – Зотов облегченно вздохнул, словно скинул с плеч непомерную тяжесть. – Моя радость. Моя любовь. Прости меня, мышонок. Я уже сотню раз пожалел, что заморочил тебе голову…

      – Перестань, перестань, перестань… Я люблю тебя, люблю. – Она принялась целовать лицо кузнеца, а потом прижала к своей груди.

      Макар прислушался к ее маленькому сердечку.

      Будь ее воля, Лиза никогда бы не пустила его в ночной поход, но он уйдет, все равно уйдет, и не спросит, и не станет спорить, и не скажет, куда направится в этот раз: в старую усадьбу ли, на курган ли. Он уйдет, потому что хочет знать, хочет видеть, пока доступна аномалия, пока темными тенями проносятся по степи всадники, пока снятся чудные сны. Уйдет, потому что потом не будет ничего, потому что дальше предстоит обычная жизнь, лишенная чудес, опасности, туманов.

      Он знает, что может случиться так, что «дальше» не будет, может произойти то, чего так боится она. Может случиться так, что он просто не войдет во двор дома ранним утром измотанный, покрытый пылью и радый открытию нового прохода к кургану или найденной древней безделице. Однажды он вернулся с раной в предплечье и обломками стрелы в руке. Глаза его светились радостью – стрела оказалась скифской! Она испугалась, но не подала вида. Больше всего ее тогда потрясло то, с какой скоростью зажила рана. На нем любые раны заживали, как на собаке. Он поправлял: как на волке.

      – Я люблю тебя, рыжий волк, – прошептала она.

      Глава 8. «Баробаро!»

      Видит, львы резвятся, радуясь жизни.

      Боевой топор он поднял рукою,

      Выхватил из-за пояса меч свой,

      Словно копье, упал между ними…

Со слов Син-леке-уннинни, заклинателя. О все видавшем

      Виктор с наслаждением опустился в чистую хрустящую постель. Тревоги и желания быстро уступили сладкой дреме. Ковалев заснул, вольно раскинувшись по дивану.

      Сон Виктора Ковалева

      Белоснежные, сверкающие на солнце горы поднялись из Молочного океана навстречу ладье. Они вздымались мощной преградой к самому синему небу, такому глубокому, что с ним могла сравниться лишь бездна океана под днищем корабля.

      «Лед», – понял Виктор, со стороны наблюдая за происходящим, и в одно мгновение