Наша фабрика. Андрей Дудко

предложил я, снимая его с виселицы. – Я знаю, где сливы растут. Поедим.

      – Только недалеко, – сказала химица. – Надо успеть до начала второго урока.

      Англичанка посмотрела на нее как на Деменку.

      – Фигню сказала? – улыбнулась химица, мгновенно словив намек.

      Рысак от смеха провалился в куртку, и я его там застегнул.

      – Фигню! – глухо хлопал он рукавами. – Фи-и-и-гню-ю-ю!

      – Ну ты, Рысак, и дурак, – вручил ему в бьющиеся под курткой органы физрук.

      – Не надо, Петр Петрович, детей стукать, – интеллигентно заметила англичанка.

      – Это же Рысак! – ответил физрук.

      Рысак расстегнулся, вывив из воротника потную волосатую голову, а из нижнего отверстия колокола куртки на траву выпала шапка.

      – Рысак шапку родил! – придумал я и побежал собирать наших по стадиону, чтобы повести к сливе.

      Слива росла возле забора одной старой бабки, которую дразнил весь двор, и даже соседние дворы ходили дразнить. Я сам не дразнил никогда, всегда только стоял рядом, за компанию. Бабка любила, когда ее дразнят, и мечтала словить кого-нибудь из нас, и при каждой оказии подкрадывалась, но ни разу не словила.

      На нижних ветках слив не было. Я предложил Рысаку забраться на дерево и собирать сливы в шапку, как мы всегда делаем, но учителя не разрешили.

      И правильно: зачем, если с нами Петр Петрович Физрук? Он лучше всех умеет подтягиваться, отжиматься, лазать по канату, бегать любые бега и прыгать любые прыжки.

      Не переставая поглядывать на англичанку, он взялся за сливу сам.

      – Разойдитесь, – отогнал он нас от дерева, – не то задавлю.

      Он снял верхнюю половину костюма и остался на морозном норде лишь в коченеющей белой майке с надписью “Sport”. Костюм был доверен англичанке, которая передала его Рысаку, который аккуратно сложил его и держал, как награду.

      Физрук приседал, заводил растопыренные руки за спину, корчил страшную зубастую гримасу, и прыгал, хватаясь вскинутыми пятернями за воздух. Когда ему случайно перепадала ветка, он на ней цепко повисал и опускал ее, пользуясь силой своего веса. Англичанка грабила ветку и раздавала сливы.

      Сливы были мягкие и очень-очень сладкие. Я высасывал мякоть и плевал шкуркой в Рысака, который мастерски увертывался, плевал в ответ и попадал.

      – Но я же в тебя не попал, – жаловался я. – Я же понарошку плевал.

      Все выражали блаженство, исчезнув на несколько минут в сливовом вкусе. Физрук происходящим был очень горд.

      Из забора вышла бабка, похожая на тряпку. Из нее, раздвигая морщины, девчонкой лезло любопытство. Меня в новом осеннем наряде она не узнала.

      – Сливки кушаете? – с подозрением спросила она, сосчитывая нас.

      – Кушаем, добрая бабушка, – призналась англичанка.

      – А чего вас так много-то?

      – С уроков ушли.

      – Я так и подумала, – медленно клонилась горбатая над землей, опершись на ветер. – Посуду дать?

      – Лучше дайте напиться, – отстал от сливы физрук, – если есть такая возможность.

      – Всем? –