Путевые записки эстет-энтомолога. Виталий Забирко

глиссера, почти не касаясь воды, но никаких приспособлений для этого у неё не было. На носу лодки в грозной позе стоял Колдун и смотрел на меня недобрым пронзительным взглядом. И я мог поклясться, что видел он меня так же отчётливо, как и я его в бинокулярах.

      Вдруг его взгляд сместился чуть в сторону, и выражение лица стало меняться с калейдоскопической быстротой. Грозная решимость уступила место недоумению и непониманию, которые тут же перешли в отвращение и открытую неприязнь. Лодка внезапно вильнула и против всяких законов физики унесла Колдуна за ближайший остров. Причём Колдун так и остался непоколебимо стоять на её носу, словно инерции для него не существовало.

      Я растерянно сорвал с глаз бинокуляры и оглянулся. Тхэн, встав с земли, ковылял к берегу. Его взгляд, наконец оторвавшийся от меня, был устремлён на остров, за которым скрылась лодка Колдуна.

      Больше никаких особых событий в этот день не произошло. До самого вечера мы с Тхэном сидели друг напротив друга и играли в гляделки. Лучше получалось у Тхэна, так как я только изредка бросал на него взгляды, лишь бы не упустить из поля зрения.

      Чтобы как-то снизить воздействие изнуряющего сознание зноя и заставить голову нормально работать, я изготовил сухой лёд и, по кубику бросая его в чайник, протирал ледяной водой лицо и затылок. Это помогало, хотя столь варварский метод грозил простудой при пятидесятиградусной жаре.

      Вечером я вскрыл два саморазогревающихся пакета со свиными лангетами, мы поужинали, и я лёг спать, приняв снова две таблетки тониспада. Долгоносы так и не вернулись в лагерь – то ли, потеряв с Тхэном контакт, они почувствовали себя вольными животными, то ли тигр загнал их глубоко в долину. Но мне было уже всё равно, что с ними станется.

      Эта ночь прошла более спокойно, чем предыдущая. Хотя мне опять приснился Колдун. Но на этот раз сон был коротким, и обжигающая боль не сверлила мозг.

      – Я знаю, пришелец Бугой, что ты меня слышишь, – сказал Колдун.

      Лицо его было угрюмым и злым.

      – Тхэна нет. Он умер, – продолжал он. – Тот, кто сейчас рядом с тобой – не Тхэн. Я не знаю, есть ли твоя вина в том, что произошло. Ты прячешь свои мысли. Но, если ты виноват…

      В этот момент сон оборвался. Глухой удар далеко за горизонтом разбудил меня. Тхэн, не шевелясь, сидел на своём месте; стрекотали цикады, сияли звёзды, но что-то в долине изменилось. Со стороны реки доносился необычный шум: едва различимые шипение, бульканье, клёкот… И тогда я вспомнил, что сегодня ночью Нунхэн должна прорвать сооружённую ей же плотину из лёсса и уйти в долину выбирать новое русло. Значит, свершилось…

      За ночь уровень воды в реке понизился, и она отступила от берега метра на три, обнажив илистое топкое дно. Появилось много новых островов, а старые, ещё выше поднявшись над водой, кое-где соединились перешейками. Липкая жижа обнажившегося дна не позволяла подойти к обрезу воды, и пришлось к насосу подключать пятиметровый гофрированный шланг и забрасывать его в реку. Если вода отступит ещё дальше,