На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы. Валентин Пикуль

волчьи глаза, костры на заснеженных пожнях. Придвинутые к самым рельсам, стояли могучие дебри и таинственно шевелили медвежьими лапами.

      От этого жуткого мира, что глухой стеной стоял за окнами вагона, веяло чем-то беспробудно диким, ветхозаветным, издревле-языческим. Чудились во тьме частоколы славянских городищ, священные огни на плёсах, пение стрел на лесных опушках, перестуки мечей в отдаленных битвах.

      И было как-то странно ощущать себя – в пенсне, с папиросой в зубах, вылощенного – причастным к этому загадочному миру.

      «Россия, – печально, почти с надрывом, вздохнул Мышецкий. – Что-то еще будет с тобою?»

      И вдруг неожиданно для себя вспомнил он толстую бабу и ее проспиртованный голос: «А таперича, што же это и выходи-и-ит?..»

      Можно соглашаться или не соглашаться, но в этом возгласе было что-то трагическое.

3

      Вот с этой бабы они и начали. На следующий день Кобзев спросил Мышецкого – между прочим:

      – Знаете ли вы человека, который больше всех сделал на Руси для борьбы с пьянством и который…

      – …также умер от пьянства? – засмеялся Мышецкий.

      Кобзев посмотрел на него очень внимательно:

      – Да, угадать не трудно. Он и умер от водки.

      – Нет, простите, не знаю. Кто это?

      – Иван Гаврилович Прыжов, – пояснил Кобзев, – автор очерков о «Кормчестве» и сочинитель почти подпольной книги «История кабаков на Руси»… Ныне эти книги забыты, но придет время, когда потомство перелистает их заново. Перелистает – и ужаснется!

      – Отчего такая печальная судьба у этих книг?

      – Не менее печальна и судьба автора: он умер в ссылке, одинокий и полный отчаяния… Я могу не оправдывать эту бабу, – добавил Кобзев, – но пьянство Прыжова я оправдываю. Ему больше ничего не оставалось, и он – пил! Такова жизнь,

      Мышецкий неожиданно призадумался:

      – Иван Степанович, у меня сейчас в голове возник любопытный вывод…

      – Слушаю вас.

      – Пьянство в стране усилилось, когда на мировом рынке наступило падение цен на зерновые товары… Так могло случиться? – спросил Мышецкий, не совсем доверяя себе.

      – Вполне, – подтвердил Иван Степанович.

      – Постойте, постойте, – соображал Мышецкий. – В этом кроется что-то новое для меня. Новое и весьма занятное…

      На помощь ему пришел Иван Степанович.

      – Нового тут ничего нет, – растолковал он. – Падение цен на зерно, как таковое, заставило наших помещиков выискивать для себя наиболее выгодный способ реализации своего урожая. Тогда они и стали перегонять зерно в спирт, что оказалось весьма доходно!

      – Нет, – разволновался Сергей Яковлевич, – я так не могу. Это следует сразу же закрепить на бумаге…

      Притеревшись один к другому в спорах, незаметно они перешли к написанию статьи на тему: спаивание русского народа правительством. Пьянство на Руси, как ни странно, зародилось в Московском Кремле – именно там цари учредили первый кабак, люто презираемый поначалу русскими людьми.

      Государственный