Впереди веков. Леонардо да Винчи. Ал. Алтаев

Леонардо! – раздавался над его ухом сиплый голос монаха. – Видно, придётся мне жаловаться на тебя отцу! С каких это пор ты позволяешь себе спать, когда с тобой говорит учитель?

      Леонардо поднимал голову, смотрел на жёлтое лицо учителя с седыми нависшими бровями и сердитыми глазами, смотрел пустым, невидящим взглядом и вяло отвечал то, что думал, так как не умел лгать:

      – Я не сплю, падре[4], но я думаю об одной математической задаче.

      – О какой ещё задаче?

      – Ах, это я делаю не в школе… Может быть, вы разъясните мне один вопрос по математике…

      Но монах не был силён в математике; он не мог разъяснить Леонардо то, что его мучило, и, чтобы скрыть своё невежество, ворчал:

      – Тебе этого не задавали в школе! Лучше бы ты как следует заучил речь Цицерона! У тебя хромает латынь, а ты хочешь постичь законы математики!

* * *

      А мама Альбьера становилась всё молчаливее, слабее, и в одно утро она не поднялась с постели. Было слышно, как стучат её зубы. Её трепала лихорадка.

      – Я уже не встану, Леонардо, – заговорила она с тоскою, когда мальчик подошёл к ней, и попробовала ему улыбнуться. – Вот мне уж больше и не бояться твоих уховёрток с сороконожками…

      Тяжёлые капли слёз повисли на её длинных ресницах.

      – Какая я теперь уродливая… – говорила она, глядя на себя в ручное зеркало.

      И Леонардо стало жаль её: он видел таким осунувшимся лицо, на котором ещё так недавно играл румянец.

      Силы покидали синьору Альбьеру. Часто она теряла сознание и начинала бредить:

      – Кто это там ходит рядом, матушка? Что это за старуха притаилась за шкафом? Кто её привел?

      – Молчи, молчи! – шептала бабушка. – Она поможет тебе, она знает средство от лихорадки… Ну, мона[5] Изабелла, пройдите к больной…

      Мона Изабелла, старая знахарка, умевшая лечить заговорами, избавляла от «порчи» и беззастенчиво обманывала суеверных людей.

      Она нагнулась к больной, уставившись на неё своим единственным глазом. Больная покорно протянула ей тонкую, прозрачную руку.

      Леонардо, забившись за шкаф, видел в щель страшную старуху и следил за малейшим её движением.

      Колдунья зашамкала беззубым ртом:

      – Ой, трудно выгнать болезнь, трудно одолеть порчу…

      Она поникла головой и несколько минут размышляла. И опять монотонным шелестом зазвучали слова:

      – Под камнем у колодца, что на дворе у мессэра Алонзо, кожевника, живёт большая чёрная жаба. Когда пробьёт полночь… – Старуха наклонилась к самому уху бабушки и зашептала так тихо, что Леонардо не мог разобрать почти ни одного слова.

      И, слушая этот шёпот, бабушка повторяла беззвучно молитву, а у мамы Альбьеры лицо сделалось белым, как наволочка на её подушке. У Леонардо защемило сердце, а по телу побежали мурашки.

      После ухода моны Изабеллы больной стало хуже. Ночью бабушка со слезами на глазах принесла ей что-то завёрнутое в тряпку и положила на грудь. Леонардо догадался, что это печень большой чёрной жабы кожевника

4

Падре (итал.) – отец; здесь: форма обращения к католическому священнику в Италии.

5

Мона (итал.) – сокращённое от «мадонна» – госпожа.