Право и политика: научные очерки. В. В. Лапаева

свободы от произвола как властного своеволия, привлек к этой концепции и тех, кому ближе идеи неолиберализма, развиваемые такими политическими теоретиками, как Ф. Хайек, Дж. Бьюкенен, М. Фридман и др. Для разработанной ими (экономической в своей основе) концепции неолиберализма главным источником свободы является «невидимая рука рынка», управляющая стихийным (свободным, по их мнению) развитием рыночных отношений и обеспечивающая свободу от принуждения во всех иных сферах общественной жизни. С позиций именно этого подхода (а не либертарной концепции правопонимания) отечественные неолибералы отрицают правовой характер социальной политики государства[52].

      Эти различия во взглядах между неолиберализмом западного образца и российской[53] либертарной теорией права проистекают из разного понимания природы правового принципа формального равенства. Крайняя формализация данного принципа, характерная для неолиберализма, привела к его упрощенной трактовке, когда под формальным правовым равенством понимается чистое равенство между деянием и воздаянием (трудом и его оплатой, правонарушением и наказанием), не учитывающее социальные и биологические характеристики людей. Деяние рассматривается здесь не как процесс, в котором проявляются индивидуальные особенности действующего субъекта, а лишь как результат, для которого эти особенности не имеют значения. Всякое отклонение от такого равенства в пользу менее удачливых членов общества расценивается как благотворительность, основанная на нравственных идеях милосердия. Такая социальная политика, по мнению многих приверженцев доктрины неолиберализма, блокирует развитие свободной инициативы людей и, в конечном счете, оказывается невыгодна всем вместе и каждому члену общества в отдельности. Эту мысль предельно ясно выразил Ф. Хайек, утверждающий, что люди согласны «принуждать к единообразному соблюдению тех правил, которые значительно увеличили шансы всех и каждого на удовлетворение своих нужд, но платить за это приходится риском незаслуженной неудачи для отдельных людей и групп»[54]. Собственно говоря, на этом очень спорном тезисе (к которому мы еще вернемся) и держится вся доктрина экономического неолиберализма.

      Данная концепция, занимающая весьма скромную нишу в сложной системе либеральных идейно-политических течений[55], получила широкое признание в постсоветском отечественном обществоведении, будучи во многом компенсаторной (и в этом смысле, скорее, эмоциональной, чем рациональной) реакцией против недавнего доминирования социалистического принципа фактического равенства, ведущего к потребительской уравниловке. Более того, именно этот доктринальный подход стал одним из основных теоретических ориентиров практики постсоветских преобразований в сфере экономических отношений. Таким образом, из всего многообразия теоретических моделей «строительства» капитализма Россия выбрала «именно

52

Мамут Л. С. Социальное государство с точки зрения права // Государство и право. 2001. № 7. С. 5–14; Четвернин В. А. Введение в курс общей теории права и государства. М., 2003. С.45–47 и др.

53

То обстоятельство, что либертарная концепция правопонимания сформировалась именно в России, не случайно – ее появление было обусловлено длительным опытом бесправия и порожденной им острой потребностью в теоретически ясном и эмпирически верифицируемом критерии различения права как объективного явления от субъективного произвола тоталитарно-авторитарной власти. Эта концепция, хотя и опирается на традиции рационалистической версии юснатурализма, но принципиально отличается от естественно-правового подхода. Сам В.С. Нерсесянц считал, что «вся прошлая и современная философия права, кроме либертарно-юридической концепции… представляет собой те или иные варианты и версии естественно-правовой философии права». – Нерсесянц В.С. Философия права. С. 50.

54

Хайек Ф. Указ. соч. С. 239.

55

Капустин Б.Г. Либерализм // Новая философская энциклопедия. М., 2001. Т. 2. С. 393–395.