Убийца. Николай Животов

опять взялся за колокольчик.

      – Иван Степанович, – рыдала девушка, – пощадите!

      – Дай мне клятву, что ты согласишься выйти за меня замуж! Клянись перестать мне сопротивляться!

      – Не могу. Не могу. Пощадите!

      – Поздно просить пощады! Теперь старик сам просить меня будет скорее повенчаться с тобой! Ты опозорила его седую голову! Вся застава завтра будет это знать! На тебя пальцами начнут показывать! Ворота дегтем вымажут!

      – О, не говорите, не говорите, – ломала Ганя руки, ползая на коленах за Куликовым.

      – Последний раз спрашиваю? Клянешься?

      Ганя отвечала глухими рыданиями.

      – Говори! – и Куликов взял в руки звонок.

      – Клянусь.

      – Клянись памятью матери!

      – Клянусь…

      – Ты помни! Если ты вздумаешь нарушить клятву, я сейчас же расскажу о твоем визите отцу. А чтобы ты не думала, что никто не видел тебя, я прикажу слуге провести тебя, и ты не смей закрываться вуалью.

      Куликов позвонил. Явился буфетчик.

      – Проводи, – сказал он, – девицу Петухову. Она приходила ко мне, как к своему жениху. Недельки через две наша свадьба. Правда, Ганя?

      – Правда, – тихо произнесла девушка.

      – Ну, прощай, дай я тебя поцелую.

      Он подошел к девушке и поцеловал ее в губы. Ганя не сопротивлялась, но он почувствовал, как она вздрогнула всем телом.

      12

      Борьба

      Сказать все мужу, или…

      Елена Никитишна погрузилась в раздумья, и на лице ее появились морщинки. За эти несколько дней после загадочного разговора с Куликовым она осунулась, как бы постарела, похудела и сделалась еще более сумрачной. Она страдала и томилась не столько от страха, сколько от воскресших воспоминаний и проснувшейся совести. Темное прошлое, успевшее покрыться пеленой забвения и стушеваться всепоглощающим временем, вдруг восстало в памяти, как будто это было вчера или третьего дня. Призраки исчезнувшего мужа, умершего любовника, какого-то таинственного Макарки-душегуба стояли у нее перед глазами. Она видела перед собой дом в Саратове, где они жили, беседку в саду, где Сериков предложил ей избавиться от нелюбимого мужа; крутой берег Волги, где под старой березой была приготовлена заблаговременно могила для живого, здорового человека. Правда, во всем этом она не принимала ни малейшего участия, но… но разве не в ее власти было спасти мужа, предупредив его о сговоре?! А подложное письмо из Петербурга, которое она показывала всем, как полученное будто бы от мужа?

      Она сама перестала верить в убийство мужа после крушения корабля. Почему же он во все время до отъезда не написал ей ни слова? И когда же это бывало, чтобы он отправился в Америку, не дав ей даже знать об этом?!

      – Нет! Несомненно, они убили его тогда! Но… Но откуда же Куликов знает ее мужа? Что именно он знает?! А вдруг… вдруг он знает больше, чем она?! О, Господи!

      Елену Никитишну бросало то в жар, то в холод. Она не находила себе места.

      – Как поступить? Пойти к Куликову… Нет, ни за что! Сказать все мужу!..