Убийца. Николай Животов

поцеловал.

      – Поздравляю. Ганя сейчас приходила мне объявить, что она согласна выйти за тебя замуж, если ты сделаешь формальное предложение. Слава богу! Она образумилась, покорилась и мне не надо теперь принимать против нее никаких мер. Больно было до слез ссориться с единственной дочерью. Ведь она не помнит своей матери, я почти с пеленок с нею нянчусь. Ангел девушка. Ну, Иван Степанович, будешь ты меня по гроб жизни благодарить за жену! Таких жен в наш век не много!

      Куликов склонил голову на сторону и с самой умильной физиономией произнес:

      – Не оратор я, Тимофей Тимофеевич, не умею высказать, что чувствую, но я до слез тронут… Вы… вы… благодетель мой, и сам Господь послал мне вас!.. Позвольте мне с этой минуты звать вас папенькой… Папенька! Дозвольте мне поцеловать вашу ручку!

      – Полно, полно, Иван Степанович, ведь я о своей дочери пекусь! Дело обоюдное! Я тоже тебя благодарить должен… Ты будешь мою дочь беречь, лелеять, любить…

      – Уж как икону беречь буду! На руках носить! Такого счастья я и не мечтал получить никогда…

      – Я тебе за дочерью дам кроме тряпок пятьдесят тысяч рублей, а помру – все вам останется…

      – Полно, папенька, пустое говорите, ничего нам не надо. Я прокормить могу жену, а вам дай бог дожить до взрослых внучат! Сумеем мы с Ганей вас поберечь!

      – Спасибо на добром слове, а все-таки я без приданого дочери не отдам замуж! Одна ведь она у меня!.. Хочешь не хочешь, а пятьдесят тысяч я Гане даю… Не могу вот я только понять, что это с ней сделалось? Почему она вдруг так переменила о вас свое мнение? Вы не видались с ней эти дни?

      – Нет, я с ней почти совсем не видался! Мы, за все время нашего знакомства, десять слов не сказали друг другу!.. И я-то поражен таким нежданным счастьем!

      – Так или иначе, а я рад. Слава богу, что все так обошлось!

      – Папенька! Что я вас попрошу! Позвольте пригласить вас сейчас ко мне, мы выпьем шипучего бутылочку за наш сговор!

      – Что ты, милый! Мы и здесь выпьем! Ты не думай, что ты трактирщик, так у тебя погреб большой. У меня, пожалуй, погреб не хуже твоего!

      Тимофей Тимофеевич позвонил.

      – Попроси дочь принести нам бутылку старого цимлянского и три бокала, да пусть сама придет.

      – Что ж, папенька, честным пирком и за свадьбку! Откладывать нечего… Правда?

      – Нет, мы с дочкой решили после святок… Спешить-то очень не след… Ты сам говоришь, что десяти слов еще с невестой не сказал…

      – Наговоримся еще! Нам ждать-то некого… Дело решенное… До святок почитай четыре месяца. Еще помереть можно.

      – Воля Божья. Помрем – значит, не судьба. Ганя просила не торопиться. Она обдумать все исподволь хочет. Это ничего, резонно. Я обещал…

      – Ваша воля, папенька, закон, как прикажете, а буде Агафья Тимофеевна сама пожелает ускорить…

      – Разумеется, это ее воля! По мне, хоть завтра венчайтесь.

      Двери распахнулись. Один из рабочих нес на подносе бутылку с бокалами, а за ним, как приговоренная к смерти, шла с распухшими глазами Ганя.

      – Это