Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга третья. Июль. Митрополит Владимир (Иким)

управляет подданными по правде и по закону, а бессловесные похоти своей души старается преодолеть в себе. Кто же побеждается ими, тот не есть одушевленный образ Небесного Владыки, а только человекообразное подобие бессловесного естества».

      Столь прямое и смелое возражение не могло не вызвать гнев великого князя. Прежде не обращавший внимания на многочисленные доносы врагов преподобного Максима, теперь он дал полную волю его обвинителям. Состоялся суд. Максиму припомнили и обличение русских нравов, и «порчу» книг. Обвинили его также в изменнических сношениях с турецким послом (незадолго до того умершим, что для клеветников было весьма удобно – ведь мертвый не может ничего ни подтвердить, ни опровергнуть). Были даже обвинения в ереси.

      Преподобный Максим решительно отверг обвинения в измене, а за возможные ошибки в переводах (о которых, заметим, он сам неоднократно предупреждал великого князя и духовенство) смиренно просил прощения, объясняя, как и раньше, что русский язык не родной для него и он мог ошибиться единственно по этой причине, но никак не умышленно. Кроме того, многие «ошибки», вменявшиеся ему в вину, были на самом деле более точным переводом греческого оригинала, на что преподобный также пытался указать в совершенном смирении. Но слушать его оправдания никто не стал: ведь суд над ученым старцем был вовсе не правосудием, но местью за оскорбленное самолюбие и обличенный порок. Преподобного Максима, этого благочестивого и строго православного монаха, осудили как еретика и приговорили к заточению в Иосифо-Волоцком монастыре, отлучив его от приобщения Святых Христовых Таин и посещения церковных служб. Такова была благодарность Руси своему любящему, искреннему и бескорыстному просветителю…

      Шесть лет провел преподобный Максим в Иосифо-Волоцком монастыре, заточенный в сырой и тесной келье, в темноте, смраде и холоде, полностью лишенный своих привычных ученых занятий, так как писать ему было запрещено, а все книги были у него отобраны. Не мог он утешиться и общением с братьями во Христе: игуменом монастыря был один из последователей митрополита Даниила, в силу чего и братия, в большинстве своем, крайне враждебно относилась к узнику. Но самым тяжелым было для преподобного Максима лишение Причастия. Впрочем, хотя люди несправедливо лишили его внешнего приобщения Святых Таин, Сам Господь не лишил праведника общения с Собой и не оставил его без утешения. Однажды, когда преподобный Максим молился в своей темнице, ему явился Ангел Господень и утешил его, говоря: «Терпи, старец: этими временными страданиями ты избавишься вечных мучений». Ободренный этими святыми словами, преподобный вознес хвалу Господу и не впадал более в уныние. На стене его кельи впоследствии нашли начертанный углем канон Пресвятому Духу Утешителю, составленный Максимом в заточении. Строки этого канона (ныне принятого в литургическое употребление) дышат неколебимым упованием на Господа и благодарностью Ему за все, в том числе и за испытания.

      В