Домодедовские истории (сборник). Александр Торопцев

тряпкам, о существовании которых Славка даже не подозревал. Наконец учительница сказала:

      – Принимай свою комнату в целости и сохранности. И запомни: такой порядок у тебя должен быть всегда. Ты же – мужчина.

      – Ладно, – смутился Славка, позабыв даже про «спасибо».

      Ему попытались подсказать девчонки:

      – Славка, а ты у нас богатей! Чай с вишневым вареньем пьешь!

      – А вы как думали! – буркнул он, не подумав пригласить их отведать вишневого варенья.

      Может быть, поэтому гости вдруг засуетились, заспешили и ушли. Тут только додумался Славка и до варенья, и до «спасибо».

      – Лучше сами чай попьем! – успокоил его Васька. – У тебя хлеб-то есть?

      – Буханка черного.

      – Я сейчас белый принесу! Поставь пока чайник на керосинку.

      Через несколько минут два жилпоселовских богатея пили чай с вишневым вареньем и мягким белым хлебом.

      – Тоже говоришь, девчонки, – вздыхал от удовольствия Васька. – Тут самим-то мало. Ну вкуснота, скажу я тебе, зэканская!

      – Вкуснота!

      Им было так хорошо, что вдруг, не сговариваясь, они запели в один голос:

      Мое родное Домодедово

      Рожайкой теплою омытое,

      Травой зеленою покрытое…

      …«Она приехала в тот же вечер, как будто чувствовала, что у меня все кончилось. Лучше бы, конечно, долечилась. Зато какие пирожки испекла с абрикосовым вареньем – специально купила для пирожков. Мы с Васькой слопали их за милую душу. А что там! Даже Васька говорит, что она найдется, даже он не понимает, что не могла она не сообщить за это время, не могла!»

      Компот из сушеных яблок

      В последнее время только и говорили, что он стал взрослым, но говорили как-то по-разному. «Второгодник»-одноклассник Витька считал, что Славка хоть и вымахал, как палка, но ничего в жизни не понимает, даже «кадра» найти не может. Соседки и мамины подруги, наоборот, всякий раз, когда он выходил на кухню, удивлялись: «Какой большой стал!» А когда он купил в подарок маме на Восьмое марта фарфоровую чашку в расторгуевском продмаге, они вообще обзавидовались: «Какой у тебя Славка самостоятельный!» Учителя немного путались. То назовут взрослым, то – мальчишкой, то – просто учеником. И он сам запутался. Потому что, с одной стороны, он знал гораздо больше, чем младший брат Леньки Афонина – Сашка, которому еще нужно было объяснять, зачем женщины ходят с животами. С другой стороны, с девчонками он просто не знал, о чем говорить.

      А мама? Она сама ничего не понимала. Большой, говорит, ты у меня, а горшок выбросить не можешь, потому что, говорит, зачем зимой в холодрыгу на улицу бегать, простудишься еще. Верь ей после этого.

      Верь не верь, а Славке очень хотелось поскорее стать взрослым, и причин тому было много. Взять хотя бы маму. Справиться с ней он пока не мог. Кричать устал, уговаривать надоело, лечить было бесполезно. А слушать постоянные, совсем одинаковые обещания становилось мучительно зло. Но надежда в нем все-таки жила. А после фарфоровой чашки ему показалось, что с маминой водкой он справится. Не пила же она сама, безо всяких больниц,