Marilyn Manson: долгий, трудный путь из ада. Мерилин Мэнсон

на закате скачущих через какой-то городок, не слишком отличающийся от Кентона, оставляя за собой след из перерезанных глоток.

      Службы тамошние длились от трёх до пяти часов. Если я засыпал – меня укоряли и отводили в отдельную комнату, где проводились занятия специально для молодёжи. Здесь нас – меня и ещё примерно дюжину детишек – до тошноты поучали насчёт секса, наркотиков, рока и материального мира. Это сильно походило на промывку мозгов, мы же уже очень устали, а они намеренно не давали нам ничего поесть: голодные – уязвимые.

      И Лиса и её мать были преданы церкви целиком и полностью. В основном потому, что Лиса родилась глухой на одно ухо, а Преподобный вроде как на службе ей покрутил пальцем в ухе, и слух появился. Мать Лисы, потому что сама была прихожанкой, а её дочери господь даровал чудо, смотрела на меня сверху вниз, снисходила до меня, как будто она и её семья – лучше нашей, более праведная. Когда они привозили меня со службы домой, я так и представлял себе, что мать Лисы заставляет её мыть руки – она ж до меня дотрагивалась. Меня всё это нервировало, но я продолжал ходить с ними в церковь, потому что это единственное место, где я мог побыть с Лисой вне катка.

      Отношения наши, однако, скоро испортились. Иногда происходит нечто, что в корне меняет твоё мнение о ком-то, рушит созданный тобою идеал, принуждая увидеть просто человека, ошибающегося, каковым он и является. Со мной такое произошло, когда мы в очередной раз ехали домой после церкви. Дурачились на заднем сидении машины её матери. Лиса всё прикалывалась над тем, что я такой худой, а я возьми за закрой ей рот ладонью. Она, смеясь, выплюнула мне в руку комок зеленоватых соплей. Он даже не показался настоящим – оттого ещё противнее стало. Я отнял руку – между пальцами висела длинная нить соплей, а её лицо – как яблочная ириска. И Лиса, и мать её, и я – всем нам стало ужасно неудобно, все мы даже испугались. Я всё никак не мог отделаться от ощущения паутины её мокроты у меня между пальцев. В моём представлении она сильно унизила себя и показала свою истинную сущность – чудовища под маской, а примерно так я и представлял себе Преподобного Энгли. Ничем она не была лучше меня, во что её мать заставляла меня верить. Больше я Лисе ни слова не сказал. Ни тогда, ни когда-либо ещё.

      Ангел в облаках

      Христианская школа тоже приносила разочарование и крах иллюзий. Однажды, в четвёртом классе, я принёс фотографию, которую бабушка Уайер сделала в самолёте, когда летела из Западной Вирджинии в Огайо. На фото в облаках виднелся ангел. Это фото было одним из моих любимых вещей, и я был рад показать его своим учителям, потому что тогда я ещё верил всему, чему они меня учили про небеса, и я хотел поделиться с ними, что вот-де, моя бабушка это видела. Но они сказали мне, что это мистификация, выругали меня и отправили домой за богохульство. Так провалилась моя самая искренняя попытка соответствовать христианской идее, доказать мою связь с верой, – и за это меня же и наказали.

      Случай