Экспресс на Наарию. Сборник рассказов. Михаил Лидогостер

кисти.

      Главной темой ее работ были пейзажи Беэр-Шевы – города, в котором она родилась и выросла. Каменистые склоны древних холмов. Небесная лазурь в кронах финиковых пальм. Традиционный бедуинский базар. Рукотворный лес Ятир. Красные крыши частных домов. И, конечно, городские кошки. Эти бездомные бродяги мелькали почти на каждом рисунке. Наверное, потому что, несмотря на бесконечные просьбы Леи, сами мы кошку так и не завели.

      Я сидел на краешке детской кровати и пытался отыскать нужные слова.

      В голубых глазах ребенка притаился испуг. Дочь чувствовала мое волнение. Оно, словно вирус, передалось и ей. Лея сжимала в руках плюшевую овечку (подарок за хорошую учебу) и внимательно наблюдала за каждым моим движением.

      – Понимаешь, дорогая, – начал я, – иногда людям нужно побыть одним. Это не значит, что я не люблю маму. Просто мы слишком устали друг от друга.

      Лея посмотрела в окно.

      Мгла опустилась на улицы и затопила простирающуюся за окном пустыню. Изогнутые фонари гирляндой обвили соседние холмы. Где-то вдалеке провыла сирена полицейской машины.

      – Я понимаю. Но почему так сложно извиниться друг перед другом и перестать, наконец, ссориться?

      Я вздохнул и пожал плечами.

      Дочка поджала губы и замолчала. Я погладил ее по голове и поцеловал.

      – Мне кажется, вы просто не слышите друг друга, – сказал она, – или не хотите слышать.

      Стрелки часов на стене показывали половину одиннадцатого.

      Лее давно пора спать. Обычно уже в десять я дочитывал ей очередную главу из какой-нибудь детской книги и шел в свой кабинет, чтобы доделать работу, которую не успел завершить за день.

      – Знаешь, у индейцев есть такая пословица: чтобы услышать себя, нужны молчаливые дни. Видимо, у нас с мамой как раз такой период.

      – Может быть, вы еще помиритесь? – с надеждой в голосе спросила Лея.

      – Может быть. Но сейчас кому-то пора спать.

      Я поднялся с кровати и включил ночник.

      – Подожди, – сказала Лея. – Я кое-что нарисовала для тебя.

      Не вылезая из-под одеяла, она открыла ящик стола и достала оттуда листок с акварелью.

      – Вот, – дочь протянула мне листок, – как-то само нарисовалось.

      Я принял ее подарок и поднес к лампе. На фоне песчаных барханов стояла древняя старуха в лохмотьях из мешковины. Ее длинные руки были сплошь увешаны браслетами и обтянуты кожаными ремнями.

      Конечно, я сразу узнал ее. На секунду мне даже показалось, что в раскрытое окно вновь дыхнуло суховеем. Рисунок чуть не выпал у меня из рук. Видимо, я изменился в лице, и это не скрылось от глаз Леи.

      – Тебе не нравится? – спросила она.

      – Очень красиво, – медленно ответил я, – но где ты ее видела?

      – Нигде, – встрепенулась Лея, и в глазах ребенка я прочитал, что она говорит правду. – Просто выдумала.

      – Может, расскажешь о ней?

      Некоторое время дочь молчала, подбирая слова. Видно, они дались ей нелегко, но все же она заставила себя произнести их:

      – Это дыхание пустыни, – наконец ответила Лея. – Она приходит только