Смерть перед Рождеством. Кристоффер Карлссон

тематика – социологическая и философская. С краю полки выдвинуты: «Настольная книга активиста», «Руководство по военно-политической блокаде». Я вытаскиваю наугад, пролистываю. Заметки на полях сделаны нечитабельным профессорским почерком. С другого края полки – его докторская диссертация по социологии, в нескольких экземплярах: Studies in the Sociology of Social Movements: Stigma, Status, and Society[16].

      Не испытывая особого желания в нее заглядывать, я ставлю книгу на место и прохожу на кухню. Это маленькое квадратное помещение с таким же квадратным деревянным столом и четырьмя стульями. На окнах голубые гардины. На подоконнике пустое вымытое блюдце. Больше ничего – ни цветов, ни лампы.

      – Он курил?

      – Ничего не могу сказать по этому поводу, – слышу я голос Бирка.

      Открываю холодильник. В нем две бутылки крепкого чешского пива, банка соуса тако, сливочное масло и жалкий кусочек сыра, до истечения срока годности которого остается меньше суток.

      Прохожу в спальню. Бирк уже там, стоит на коленях перед гардеробом. Он изучает пару ботинок. Внимательно разглядывает шнурки, потом подошвы, нюхает и ставит обратно.

      – Ничего? – спрашиваю я.

      Габриэль качает головой.

      Кровать не застелена. Я нюхаю постельное белье: похоже, оно давно не стирано. На ночном столике возле окна кучей навалены бумаги. Вижу счет за аренду квартиры за декабрь месяц, зарплатную квитанцию из Стокгольмского университета, счет за мобильный телефон. На последнем – номер, который я набираю на своем мобильнике. Механический голос сообщает, что абонент временно недоступен.

      – Телефон выключен или находится вне зоны действия сети, – повторяю я Бирку.

      – Не ожидал ничего другого, – отзывается он.

      Под счетом за телефон – другие бумаги. Я беру их, осторожно разворачиваю.

      – Что там? – спрашивает Габриэль.

      – Кассовый чек. Одиннадцатого декабря Хебер купил чашку кофе в кафе «Каиро». Расплатился, похоже, картой. Это всё.

      – «Каиро», «Каиро»… – повторяет Бирк. – Это ведь совсем рядом с нами, правда?

      – На Митисгатан, – читаю я в чеке. – Да, совсем рядом с бункером.

      Сую бумажку во внутренний карман, но Бирк все видит.

      – Положи на место, – велит он. – Ничего нельзя трогать до прибытия криминалистов.

      – Мне свернуть ее как было? – спрашиваю я.

      Он закатывает глаза.

      Я кладу чек на место, и мы продолжаем осмотр спальни и платяных шкафов.

      Все это мало способствует прояснению личности владельца. Точнее сказать, не способствует вообще.

      – Думаешь, он планировал вернуться сюда? – спрашиваю я Бирка. – После той встречи, которая была у него на Дёбельнсгатан?

      – Я ничего не знаю, – констатирует Бирк, уставя глаза в пол.

      – А что думаешь?

      – Думаю, что ответ на наш главный вопрос мы здесь не найдем.

      Внезапно он присаживается на корточки.

      – А это что?.. Следы ботинок… Видишь?

      – Откуда? – удивляюсь я. – Мы оставили свою обувь снаружи. Я всегда

16

«Социологическое изучение общественных движений: отторжение, статус, общество» (англ.).