Шпион, выйди вон!. Джон Ле Карре

удобном случае. Но война, о чем Смайли приходилось время от времени напоминать самому себе, была тридцать лет назад.

      – Привет, Родди, – сказал Смайли. – Рад тебя видеть.

      Мартиндейл разговаривал не иначе как в доверительной великосветской манере, причем довольно громко, привлекая внимание окружающих, и это часто заставляло Смайли при случайной встрече с ним за границей срочно выписываться из отеля и переезжать в другой.

      – Какая встреча! Неужели я вижу самого маэстро? Я слышал, тебя упрятали к монахам в Сент-Галлен или еще куда-то, и ты корпел там над какими-то манускриптами! Ну-ну, не отпирайся. Я хочу знать все, чем ты занимаешься, все, до последней капли. У тебя все в порядке? Ты по-прежнему любишь Англию? Как поживает прелестная Энн?

      Он беспрестанно стрелял глазами направо и налево, пока его взгляд не упал на обернутый том Гриммельсхаузена под мышкой у Смайли.

      – Ставлю сто к одному, это подарок для нее. Говорят, ты чересчур ее балуешь. – Голос понизился почти до шепота. – Слушай, а не вернулся ли ты к своей работе? Нет, правда, неужели все это для прикрытия, Джордж, ну скажи, правда? – Острый язык Родди прошелся по влажным уголкам губ, затем исчез в складках рта, как у змеи.

      И Смайли, как последний дурак, купил себе избавление от Родди лишь ценой того, что согласился поужинать с ним в клубе на Манчестер-сквер, в котором они оба состояли, но посещений которого Смайли избегал как чумы, не в последнюю очередь потому, что Родди Мартиндейл был его членом. И вот наступил вечер, а Джордж все еще не отошел от обеда в «Белой башне»: его адвокат, большой сибарит, решил, что только хорошая еда может избавить Джорджа от хандры. Мартиндейл, со своей стороны, пришел к такому же заключению, и четыре долгих часа Смайли пришлось есть через силу и перебирать вместе с Родди имена старых знакомых, словно всеми забытые футболисты-ветераны. Начали с Джебеди, первого наставника Смайли.

      – Какая потеря для всех нас, благослови его господи! – пробормотал Мартиндейл, хотя, насколько было известно Смайли, он никогда в глаза не видел Джебеди. – И какой тонкий игрок! Один из немногих действительно великих, я всегда это говорил.

      Затем вспомнили Филдинга, специалиста по французскому Средневековью из Кембриджа:

      – О, какое восхитительное чувство юмора. Остроумен, ничего не скажешь!

      Затем Спарка из Института восточных языков и, наконец, Стида-Эспри, который когда-то учредил этот клуб именно для того, чтобы избегать зануд, подобных Родди Мартиндейлу.

      – Знаешь, а я ведь был знаком с его бедным братом. Сила есть, ума не надо, дай ему бог здоровья. Совсем без мозгов человек.

      И Смайли, окутанный винными парами, слушал всю эту чепуху, говорил «да», и «нет», и «какая жалость», и «нет, они его так и не нашли», и один раз, к своему вящему стыду, «о, полно, ты мне льстишь», и так до тех пор, пока с неумолимой неизбежностью Мартиндейл не перешел к более близким по времени событиям: смене руководства и уходу Смайли со службы.

      Как