Шпион, выйди вон!. Джон Ле Карре

на юг, безусловно, косо, – провозгласил Джим, проверив желобок у другого окна. – Что ты умеешь делать, а, Билл?

      – Не знаю, сэр, – ответил Роуч деревянным голосом.

      – Что-нибудь же ты должен уметь. Как насчет футбола? Ты хорошо играешь в футбол?

      – Нет, сэр, – сказал Роуч.

      – Ты зубрила, что ли? – небрежно спросил Джим, с кряхтением опустившись на кровать и глотнув из стаканчика. – Должен сказать, на зубрилу ты не похож, – добавил он вежливо. – Хотя, по всему видать, ты не очень-то компанейский.

      – Не знаю, – промямлил Роуч и сделал полшага в направлении открытой двери.

      – Ну что у тебя получается лучше всего? – Он сделал очередной глоток. – Надо быть хоть в чем-то лучшим, Билл. Я, к примеру, когда-то хорошо пускал камешки по воде. Твое здоровье.

      Это был больной вопрос для Роуча, хотя бы потому, что он занимал его мысли большую часть времени. Действительно, с недавних пор его обуревали сомнения насчет своего предназначения на земле и все такое. И в работе, и в игре он считал себя несостоятельным, и даже такие повседневные школьные мелочи, как уборка постели или приведение в порядок одежды, казалось, были ему недоступны. Также ему недоставало набожности: старая миссис Тэрсгуд часто выговаривала ему за то, что в церкви он слишком кривляется. Он корил себя за недостатки, но больше всего за разлад между родителями, наступление которого он должен был заметить и предотвратить. Он даже задумывался, не несет ли он всерьез ответственность за это, не был ли он чересчур злым или ленивым, не он ли настраивал родителей друг против друга и не его ли дурной характер привел к разрыву. В прошлой своей школе Билл пытался обратить на себя их внимание, закатывая истерики и симулируя припадки церебрального паралича, которым страдала его тетка. Родители посовещались, как это часто уже бывало, и по здравому размышлению решили перевести его в другую школу. Вот потому-то этот случайный вопрос, обращенный к нему в тесном фургоне существом почти божественным, единственным в своем роде, едва не привел к катастрофе. Мальчик уже почувствовал, как у него запылало лицо, затуманились очки и фургон начал погружаться в море печали. Заметил ли это Джим, Роуч так никогда и не узнал, потому что тот вдруг повернулся к нему своей изогнутой спиной, наклонился к столу и в очередной раз подкрепился из пластикового стаканчика, бросая мимоходом спасительные фразы.

      – Так или иначе, но ты хороший наблюдатель, говорю тебе это честно и откровенно, старик. Мы, холостяки, все такие, не на кого положиться, так или нет? Никто больше не заметил меня. А тут неожиданная удача появилась на горизонте. Я подумал, ты чародей какой-то. Лучший наблюдатель во всем подразделении – это Билл Роуч, готов поспорить. По крайней мере, когда у него очки на носу. Да?

      – Да, – промолвил Роуч с благодарностью. – Да, это точно.

      – Ну так вот, ты оставайся здесь и наблюдай, – скомандовал Джим, снова нахлобучивая шляпу, – а я вылезу наружу и приведу в порядок подставки. Поможешь?

      – Да, сэр.

      – Где этот