Глазами маски. Александра Сергеевна Васильева

Воспользовавшись этим, Азраил, подхватив под руку Руфуса, быстро вышел с ним из зала.

      – Ты, брат, меня не пугай. Ты сегодня утром был мрачнее смерти, а сейчас… – Руфус остановился. – Ты как… как себя…

      – Да что ты, за психа меня держишь? – рассмеялся Азраил звонко, легко.

      Пальто сползло с плеча Руфуса. На мгновение тишина запорхала в воздухе.

      – Я не псих, – тем же восторженным голосом произнес Азраил и, помолчав, добавил: – Ну, по крайней мере – пока.

      Руфус не знал, верить ли словам Азраила, или это действительно были первые признаки помешательства.

      – Мне сон снился… – начал Азраил, но вдруг осекся. – Я так и не спас ее, – добавил он помертвевшим голосом.

      Резкая перемена настроения Азраила испугала Руфуса больше, чем недавние восторженные речи:

      – Не спас кого?

      Азраил молчал. Руфус заглянул ему в лицо. Глаза были закрыты, тонкие брови напряженно дрожали.

      – Я не смог, Руфус…

      Руфус похлопал Азраила по плечу, и они, молча, не говоря друг другу больше ни слова, вышли из театра.

* * *

      Спокойная дремота летала над веками, смешиваясь с ровным дыханием, мысли приходили в затуманенный порядок, хотя одна из них, упрямо окопавшись в сознании, заезженной пластинкой все твердила свое:

      «Ушел, он ушел, ушел».

      – Барри! – позвал громкий голос.

      Барри недовольно зашуршал на ворохе соломы.

      – Ты здесь, Барри?

      Недовольное шуршание повторилось.

      – Да кто ж он был, по-твоему? – спросил другой, хриплый голос, принадлежащий седому старику. Он вошел в просторное помещение конюшни, ведя двух лошадей под уздцы.

      – Никто о том не знал, – ответил ему обладатель громкого

      голоса, худой и очень высокий мужчина. – Барри! – крикнул он опять в темноту.

      Полулежа на ворохе соломы, Барри устало щурился на вошедших, которые никак не могли оторваться от рассуждений. Барри прислушался.

      – Поговаривают, будто дьявол сам, – прибавил худой испуганным, но таким же громким шепотом. Казалось, его раздражение распространялась только на темноту, в которую он время от времени бросал чье-то имя и разные ругательства, приправленные деревенскими словечками. Вот и теперь, высказав свое предположение касательно предмета беседы, он опять крикнул:

      – Барри, чтоб тебя! Где ты?

      Барри поднялся, с любопытством уставившись на говорящих:

      – Я здесь.

      – Да как-то несолидно было для такой персоны из нашего колодца вылезать, – заметил старик.

      – Зато каков? Костюм новехонький, волосы огненные и диковинный цветок в петличке, а глаза, глаза… – возразил его спутник.

      – А знаете, что говорят? – тихо произнес Барри, решив вмешаться в беседу. – На том костюме, в котором вылез он из нашего колодца, ярлык магазинный был. А еще в руках у него видели книгу.

      Голый по пояс, в завернутых жокейских штанах, Барри вышел на свет, отбрасываемый лампами, что держали в руках двое