Планета в клетке. Александра Нюренберг

крыше забренчала черепица.

      – Эти, что ль?

      Я, не оборачиваясь, указал на большую тварь, оседлавшую конёк.

      – Да нет.

      – Так да или нет? В смысле – что они, их седлали и приручили?

      Красава на крыше вгрызлась в черепицу. Он, знаете, что делал? Он думал.

      – Нет, руками сделали.

      – Самолёты, что ли?

      – Сказано, птицы. Значит, птицы.

      Я грустно засмеялся.

      – Шаман сходит с ума, если не шаманит. А солдатик его подблаженства пить молоко начинает…

      Он помял пальцами брови и зевнул как плюшевое животное, которое девочка перекормила.

      – Даже мудрить не буду, чего ты плетёшь, цуцик. Ты, в смысле, поубивать кого хочешь?

      Я в который раз умилился его детской манере обнародовать концы пословиц.

      – Ты девочку искать хочешь, что ли? Тебя задело, да?

      Я подавил желание сообщить ему, чтобы он зевал потише – птичка железная вылетит, и с досадой возразил:

      – Глупец, у меня нет на это времени. Я буду это делать в следующей жизни.

      С удовольствием я заметил, что он смутился – ибо он явно не составил расписание в этом смысле. С полминутки я полюбовался его румяной от предрассветных поцелуев славной рожей и изрёк, отворачиваясь и поправляя на себе свои военные приспособления, засовывая то сюда, а это туда, ну вы представили, если уж нам нужна реалистичная картина происходящего:

      – Ты, вероятно, не для войны рождён.

      Он мрачно молчал, и тремя резкими движениями сунув свою крохотную винтовочку за плечо, большой нож за пояс, фляжку на грудь под куртку, сухо проговорил:

      – Если ты поправил бретельки, можем идти.

      Я обернулся, и мы посмотрели друг другу в глаза. Он взгляда не отвёл – а я-то знаю, как это непросто, когда имеешь дело со мной. Нет, у меня не комплекс величия, просто в моих небольших и не самых прельстительных зеркальцах имеется кое-что нехорошее. Вроде вторая пара органов зрения.

      Поэтому я оценил те серые окна очень высоко.

      Тут ветром снесло пару черепичных шелушинок – бронированное существо решило покинуть крышу.

      – Ты смеяться надо мной будешь… – Начал я.

      Он ковырнул в зубе когтем.

      – Может, буду. – Задушевно пообещал он. – Может, не буду.

      – …украла у меня.

      Он всполошился.

      – Чего? Я не расслышал.

      – А ты бы почаще издевался над людьми, которым спас жизнь.

      Он рассердился.

      – Толком скажи.

      – Девушка… та, светленькая… которая, по твоему предположению, меня задела… она украла у меня кое-что.

      Он расстроился и посерьёзнел. Присунулся ко мне:

      – Стрелялку какую-нибудь?

      Я скорбно повёл подбородком.

      – Хуже.

      – Хуже?

      – Так, с виду пустяк, а на деле…

      Он впился в меня взглядом, как двух клещей запустил.

      Я похлопал себя по гимнастёрке.

      – Моё