Гроза Византии (сборник). Александр Красницкий

никогда не отказывались.

      – Так вот, ты все это узнай и мне сообщи. Но ристалища, во всяком случае, будут, я извещу об этом сегодня же протоскафория и великого эпарха, пусть они будут наготове к моему выходу, а ты теперь иди, узнай все и сообщи мне. Вот тебе мой перстень, с ним и эпарх, и даже сам великий логофет окажут тебе помощь… иди… А мы, отдохнув немного, будем заниматься государственными делами.

      Василий, преклонив колени, поцеловал протянутую ему в знак особой милости руку и быстро скрылся.

      15. Голубые и зеленые

      Василий вышел из покоев императора окончательно переродившимся. Еще так недавно, всего только за час до этой беседы, никто во дворце не счел бы для себя нужным удостоить его взглядом, не говоря уже о том, чтобы обратить на него внимание, а вот теперь со всех сторон неслись к нему заискивающие улыбки, ему кланялись; что там протостратор, даже сам куропалат поспешил к нему навстречу и первый заговорил с ним.

      – Что слышно, мой друг? – вкрадчиво спросил он его.

      – О чем? – с надменностью ответил вопросом на вопрос македонянин. Он прекрасно понимал, что значат и чего стоят все эти заискивания, и невольно увлекся желанием отплатить за то унижение, которое еще недавно ему приходилось выносить от этих подобострастно склоняющихся перед ним людей.

      – У нашего несравненного императора, – смутился придворный.

      – А? Ты говоришь про это? Прости меня, я имею некоторое поручение от Михаила и пока должен его держать в тайне. Ты понимаешь, что это необходимо.

      – Да, да… Но, может быть, одно слово…

      – Не могу ничего… спешу… прощай!

      Голова македонянина закружилась. Мысли, одна смелее другой, волновали его. «Удача! Несомненная удача, – шептал он, – я верю в себя, я буду близок к этому, потерявшему облик человеческий, существу. Недаром я пожертвовал ему Ингерину! Я пожертвую всем ради власти. Может быть, завтра я буду великим логофетом, а там кто знает?..» Даже дыхание на миг остановилось в груди Василия, когда эта мысль промелькнула в его голове. «Что же, были же ведь примеры! Сам великий Юстин».

      Громкий оклик прервал его размышления.

      Василий остановился и оглянулся. Позади него стоял царедворец средних лет. В одежде его, широкой и богато украшенной, преобладал зеленый цвет. Это был цвет одной их двух наиболее сильных партий константинопольского ристалища.

      Конные ристалища, известные еще в Древнем Риме, особенно развились в Константинополе со времени императрицы Феодоры, жены Юстиниана, сумевшей придать им политическое значение.

      Вначале появились четыре партии, разделявшиеся по цвету своих одеяний: были Красные, Белые, Голубые, Зеленые.

      Красные олицетворяли собой силы солнца и вообще огня, Белые – зиму и ее влияние на землю. Эти две партии не пользовались никаким значением среди константинопольцев.

      Нельзя сказать того о Зеленых и Голубых. Первые олицетворяли собой высшую власть, императорский двор, вторые – народ, море…

      Эти партии постоянно боролись не только в цирке, но и в жизни. Народ видел в Голубых воплощение самого себя